Перейдем теперь к хлебному приношению. Представляя нам человечность Христа, Его милость и Его совершенство как живого человека, это приношение показывает нам Его, как принесенного в жертву Богу и подвергнутого всестороннему испытанию. Хлеб был из пшеничной муки, пресный, с елеем и ливаном. Елей применялся двояким образом: он смешивался с мукой и им мазали хлеб. Личное приношение Христа Богу вплоть до смерти (Он принес Себя в жертву Богу) и Его принятие смерти и пролитие крови {Это было по двум причинам: Он пришел ради нас, и мы были во грехе, и основанием всего этого должно быть пролитие крови, в силу чего Бог утверждается, и Его повиновение обретает свой совершенный характер вплоть до смерти. Поэтому эту жертву не ели. Здесь был понесен грех согласно тому, что есть Бог, и полностью для Бога. Грех был перед Ним, и Он прославился в этом} должны стоять на первом месте, ибо без совершенной преданности Его воле вплоть до смерти ничто не могло быть принято Богом. Но так как с самого начала Он пришел, чтобы исполнить волю Своего Отца, вся Его жизнь и Его естество, как человека {Таким образом, всесожжение дает то, в чем нуждается греховное состояние человека согласно славе Божией: хлебное жертвоприношение - безгрешный совершенный человек в силе Духа Божия в послушании, ибо Его жизнь была послушанием в любви}, были совершенны, являясь также приятным благоуханием в испытании для Бога. Авель был принят посредством крови; Каин, который хотел приблизиться к Богу посредством природы, предложив плоды своего труда, был отвергнут. Все, что наши плотяные сердца могут предложить - это "жертвоприношение глупцов" (Еккл.4,17) и исходит из полностью развращенного источника - из греха, из черствости сердца, которое не признает наше состояние, наш грех, наше отчуждение от Бога. Есть ли более очевидное доказательство этой сердечной черствости, чем принесение (под влиянием и вследствие греха после изгнания из Едема) жертвы, плода труда, который был следствием проклятия, порожденного грехом, как если бы абсолютно ничего не случилось. Это было полное очерствение ослепленного сердца.

С другой стороны, если первым действием Адама, благословленного в Едеме, было следование его собственной воле (и поскольку из-за этого непослушания он стал вместе с подобным ему потомством в этом мире нищеты чуждым Богу, разлученным с Ним в своем состоянии и в своей воле), то Христос пожертвовал Собой в любви, чтобы исполнить волю Своего Отца. Он отрекся от Себя. Он пришел сюда на землю, явив преданность Своему Отцу, чтобы ценой самопожертвования прославить Бога. В мире Он был послушным человеком, высшим желанием Которого было исполнять волю Своего Отца, - первое великое деяние и источник всяческого человеческого послушания и прославления этим Бога. Его желание повиноваться и Его преданность славе Его Отца распространяли благоухание на все, что Он делал: все Его поступки носили печать этого благоухания.

Невозможно читать благовествование по Иоанну {В Евангелии по Иоанну божественный элемент, раскрытый в человеке, проявляется особенным образом. Поэтому его Евангелие притягивает сердце и задевает неверие} (но также и любое другое из благовествований), в котором то, чем был Иисус, его Личность сияет таким особенным светом, и не обнаруживать в нем вновь и вновь драгоценное благоухание послушания, любви и самоотречения. Не историю, а Его Самого невозможно не видеть в нем, как и порочность человека, который насильственным путем проложил себе дорогу через завесу и святое убежище, в которое, так сказать, любовь поместила Его, таким образом восставив Его на вид, облекая Его в уничижение. Тот, Кто был наделен смирением, в кротости шел по миру, который отвергал Его. Насилие человека, таким образом, лишь доказывало все значение и цену добровольного уничижения Того, Кто никогда не колебался, даже тогда, когда Он был принужден признать Свое божественное происхождение. "Я есмь" было сказано тогда, но в человеческом уничижении и одиночестве самого совершенного добровольного послушания. В Его самоуничижении не было никакого тайного желания занять Свое место; прославить Своего Отца смирением - вот, что было единственным желанием Его сердца. Это совершенство открывается во всем. Это было действительно "Я есмь", но в совершенстве человеческого послушания. "Написано", - отвечает Он дьяволу, - "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих". "Написано" - таков был Его постоянный ответ. "Оставь теперь, - сказал Он Иоанну Крестителю, - ибо так надлежит нам исполнить всякую правду". "Отдай им, - сказал Он Петру, хотя дети свободны, - за Меня и за себя". Мы видим здесь то, что касается истории, но в Евангелии по Иоанну, в котором, как мы сказали, Его личность освещена больше, Он выражается более непосредственно: "Он дал мне заповедь, - и, - Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная... И как заповедовал Мне Отец, так и творю... Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего... Я соблюдал, - говорил Он,- заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви... Кто ходит днем, тот не спотыкается".

Многие из этих слов были произнесены нашим Господом в тех случаях, когда внимательный глаз видит, как сквозь Его смирение пробивается божественная природа: Бог Сын, тем более прекрасный и славный, что Он открыт, как солнце, на которое человеческий глаз не может смотреть, показывает мощь своих лучей, заставляя их пробивать облака, которые закрывают и приглушают их блеск. Хотя Бог уничижается, Он всегда остается Богом; Он всегда делает это: "Он не мог утаиться". Это абсолютное послушание придавало совершенное очарование и блеск всему, что Он делал. Он всегда представал как посланец. Он искал славы Отца, Который послал Его. Он спасал всякого, кто приходил к Нему, потому что Он пришел, чтобы исполнить не Свою волю, но волю Того, Кто послал Его, и так как они не могли прийти к Нему, если Отец не направлял их, то их приход был поводом для Него спасти их, ибо Он пришел, чтобы скрыто исполнить волю Отца. Какой дух послушания видим мы здесь! Кого спасает Он? Тех, кого Отец дает Ему, какими бы они ни были. Он служитель Отца. Здесь не говорится об обещании славы, о предписании садиться справа или слева от Него. "Не от Меня зависит, - сказал Он, - но кому уготовано Отцем Моим". Он вознаградит их согласно воле Отца. Он здесь лишь для того, чтобы исполнить то, что угодно Отцу. Но кто мог сделать это, если не Тот, Который смог и Который в то же самое время пожелал в этом послушании совершить все, что бы Отец ни велел? Бесконечность дела и способность исполнить его отождествляются с совершенством послушания, в котором не было своей воли, кроме воли другого. В то же самое время Он был человеком, простым, смиренным, скромным, но и Сыном Божиим, в ком было благоволение Отца.

Рассмотрим теперь, как Его человечность в благодати соответствовала тому делу, которое Он пришел исполнить. Хлебное приношение Богу, частичка плода земли, приготавливалось из самой мелкой муки. Все, что было чисто, свято и приятно в человеческой природе, проявлялось в Иисусе во всех Его страданиях, во всей Его высшей степени совершенства, но в совершенстве даже посреди Его страданий. В Нем не было никакой неровности, никакого преобладающего качества, которое придавало бы Ему какой-то особенный характер. Отвергнутый и презираемый людьми, Он воплощал совершенство человеческой природы. Восприимчивость, твердость, решительность (качества, которые были связаны также с принципом послушания), благородство и спокойная крепость, которые принадлежали человеческой натуре, находили в Нем свое совершенное воплощение. У апостола Павла мы видим рвение и энергию; у Петра страстную любовь; у Иоанна нежность чувства и отвлеченность мысли, соединенные с почти беспредельным желанием утвердить права Того, Кого он любит. Но качество, которое мы наблюдаем у Петра, господствует над другими и выделяет его; Павел, каким бы ценным служителем он ни был, "не желает", хотя и пожелал было (2Кор.7,8); его дух не знает покоя, когда он не находит своего брата Тита; он отправляется в Македонию, хотя дверь была открыта в Троаду; он не признает первосвященника; он вынужден прославлять себя сам. У Петра, в котором Бог открыл Свои замыслы в отношении обрезания, мы видим человеческий страх, обнаружившийся несмотря на его преданность и рвение. Иоанн, который в своем усердии хотел отстоять права Иисуса, не знал, каким духом Он был движим и хотел запретить проявление славы Божией, потому что тот человек не ходил с ними (Лук.9). Такими были Павел, Петр и Иоанн.

В Иисусе же, даже как человеке, нет ни одной из этих неровностей; в Его характере нет ничего выступающего, потому что в Его человечности все находилось в совершенном подчинении Богу, все занимало свое место, исполняло свою функцию и затем отступало на задний план. Когда подобала кротость, Иисус был кротким; когда было необходимо негодование, то кто мог противостоять бичеванию Его порицания? Нежный к величайшему грешнику во время благодати, нечувствительный к бессердечному превосходству равнодушного фарисея, который любопытствовал о том, кем Он был; когда пришло время суда, то слезы тех, кто плакал о Нем, заставили Его произнести лишь слова: "Плачьте о себе и о детях ваших", - слова, полные глубокого сострадания, но также глубокой покорности справедливому суду Божиему! Сухое дерево было приготовлено для огня. На кресте, нежный к Своей матери, когда Его служение завершилось, Он доверяет ее человеческим заботам того, кто, так сказать, был Его другом и опирался на Его грудь, но когда Он был поглощен служению Богу, Он не прислушивался ни к его словам, ни к его требованиям. Он был совершенен, когда хотел показать, что прежде Своего общественного служения, Он всегда был Сыном Отца и, будучи таковым, Он был покорен в человеческом совершенстве матери, которая выносила Его, и Иосифу, Своему отцу с точки зрения закона. Его спокойствие выводило из себя Его противников, и в духовной силе, которая иногда приводила их в ужас, он выказывал кротость, которая привлекала все сердца, которые не ожесточило сознательное сопротивление. И какое это было острое лезвие, когда речь шла о том, чтобы отделить добро от зла!

Правда, что сила Духа действовала позже в том же направлении, призывая и объединяя людей для открытого исповедания; но личность и характер Иисуса осуществляли это в духовном плане. Существовало великое дело (я не говорю здесь об искуплении), исполненное Тем, Кто (что касается внешнего результата) трудился напрасно. Повсюду, где были уши, чтобы слышать, глас Божий говорил сердцу и сознанию Его овец посредством того, что Иисус был человеком. Он вошел через дверь; привратник открыл Ему, и овцы услышали Его голос. Совершенная человечность Иисуса, выраженная во всех Его путях, пронизывающая все по воле Божией, судила все, что в человеке и в каждом сердце. Но эта тема увлекает нас в сторону от того, что занимает нас непосредственно.

Одним словом, человечность Христа была совершенна, вся целиком подчинена Богу, отвечая Его воле и, таким образом, неизбежно воплощая в себе полную гармонию. Рука, которая касалась струн, находила их в полной гармонии: все отвечало сердцу Того, помыслы Которого о благодати, святости, милости, а также о суде над злом, о полноте благословения, тихими звуками звучали в ушах уставших душ, находя в Христе их единственное и совершенное выражение. Каждое качество, каждый элемент Его человечности отвечали на толчок, который давала Ему воля Божия, затем вновь обретали спокойствие, в котором собственное "Я" не имело места. Таким был Христос по Своей человеческой природе. Хотя Он был тверд, когда это требовалось, однако в основном Его отличала кротость. Его голос не возвышался на улицах, потому что Он пребывал пред лицом Бога, Своего Бога, и все это посреди зла. Но радость сможет зазвучать громко, когда все будет повторять: "Восхвалите имя Его, восхвалите славу Его".

Однако чистота человеческой природы нашего Господа происходила из более глубоких и более важных источников, которые представлены в этом образе в отрицательном и положительном смысле. Если каждая из Его способностей повиновалась божественному толчку, очевидно, что воля Христа должна была быть справедливой и благой; дух и принцип послушания должны были быть ее движущей силой, ибо следствие независимой воли - грех. Христос, как божественная личность, имел право на независимую волю: "Сын оживляет, кого хочет",- но Он пришел, чтобы исполнить волю Своего Отца. Его волей было послушание, следовательно, она была безгрешна и совершенна. Закваска в Писании - символ развращенности: "Закваска порока и лукавства". Поэтому в хлеб, который приносили в благоухании в жертву Богу, закваска не входила: то, что содержало закваску, не могло быть принесено в жертву Богу в благоухании. Эта истина подчеркивается путем контраста: были хлебы, замешанные с закваской, и было запрещено приносить их в жертву в благоухании, приятно Господу. Так обстояло дело в двух случаях, в одном из которых, самом важном и самом значительном, достаточном для того, чтобы определить принцип, сообщается в рассматриваемой нами главе.

Когда приносили приношение хлебное из первых плодов, к нему добавляли два хлеба, замешанных на закваске, но эти хлебы не были жертвой с благоуханием. Хлебы приносили во всесожжение и в жертву, в благоухание приятное Богу, но не начатки. (См. стих 12 и Лев .23). Что же значили эти начатки? Собрание, освященное Духом Святым, ибо этот праздник с приношением первых плодов был признанным прообразом Пятидесятницы, - фактически это Пятидесятница. "Нам быть, - сказал апостол Иаков, - некоторым начатком Его созданий". Мы увидим (Лев .23), что в день воскресения Христа был принесен сноп из первых плодов с цельными нерастолченными колосьями. Ясно, что закваски не было там. Христос, действительно, воскрес, не увидев тления. Эти колосья не приносили в жертву за грех, в то время как хлебами с закваской (которые представляли собой собрание, освященное для Бога Духом Святым, но живущее еще в разрешенном человеческом естестве) приносили жертву за грех, ибо жертва Христова за нас соответствовала закваске, которая сохраняется в нашем развращенном естестве, побежденная, но еще существующая, и удалила ее действием Святого Духа. Это естество, развращенное само по себе, не могло, проходя через испытание судом Божиим, быть благоуханием, жертвой сожженной на огне; но посредством жертвы Христовой, которая соответствовала тому, что требовало присутствие зла и удовлетворяла эти требования, она могла быть приносимой Богу. Поэтому сказано, что Христос не только ответил за наши грехи, но что "как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти". Бог осудил грех во плоти, но Он осудил его в искуплении, исполненном Христом, когда Он понес суд, вызванный грехом, когда Он сделался грехом за нас и умер, совершив это, так что в Нем мы считаемся умершими.

Для встревоженной, но отзывчивой и верной совести важно помнить, что Христос умер не только за наши грехи {Суд в последний день совершится согласно делам, но по своему греховному состоянию мы совершенно отчуждены от Бога и потеряны}, но и за грех, который в нас, ибо, несомненно, "грех" тревожит верную совесть намного больше, чем множество прошлых грехов.

Так как хлебы, которые представляют собой Церковь, были замешаны с закваской и не могли приноситься в благоухании, то хлеб, представлявший Христа, был без закваски, он был благоуханием, приношением, сжигаемым на огне для Иеговы. Испытание судом Божиим обнаружило в Нем совершенную волю и отсутствие всякого зла, всякого духа независимости. "Да будет воля Твоя", - вот что характеризовало человеческое естество Господа, наполненное и оживляемое полнотой божественности, но в то же самое время Человек Иисус есть приношение Богу.

Есть другой пример обратного, который я позволю себе привести мимоходом: это жертвы мирные. Христос имел Свою долю в этих жертвах, человек - тоже. Потому при этом были и хлеба, замешанные с закваской, и хлеба без закваски. Жертва мирная, выражая общение собрания в связи с жертвой Христовой, неизбежно представляла собой человека, так что закваска присутствовала там, как символ той закваски, которая всегда существует в нас. Собрание призывается к святости; жизнь Христа в нас есть святость Господу, но всегда остается истиной, что в нас, то есть в нашей плоти, нет ничего хорошего.

Это приводит нас к другому важному принципу, который представлен в данном образе. Хлеб должен был быть с елеем. "Рожденное от плоти есть плоть", и сами по себе, как просто рожденные от плоти, мы, естественно, не что другое, как развращенная и падшая плоть, будучи рождены "от хотения плоти". Хотя, как христиане, мы родились от Духа Божиего, этот факт не уничтожает старое естество. Активная сила этого естества может быть чрезвычайно ослаблена этим, а ее действия {У нас никогда нет извинений за грех действием или в мыслях, потому что благодати Христа достаточно для нас, и Бог верен и не может допустить, чтобы мы подвергались искушению свыше наших сил, так, чтобы мы могли выдержать их. Может случиться так, что в данный момент у нас недостает сил, и тогда мы проявляем небрежение} могут оказаться под контролем, но естество не изменяется. Естество Павла было склонно возгордиться и после того как он был вознесен до третьего неба, а так же, когда он нес письмо первосвященника, чтобы уничтожить имя Христа, если бы это было возможно. Я не говорю, что склонность ко злу имела у него ту же самую силу, но эта склонность сама по себе была весьма скверной, потому что она проявлялась пред лицом большего блага.

Что касается Христа, то хотение плоти не приняло никакого участия в Его рождении. Его человеческое естество проистекало лишь из воли Божией, как и присутствие естества Божиего на земле. Мария, покоряясь с простотой веры и с очаровательным послушанием, проявляет с трогательной красотой свою покорность и смирение сердца и ума перед откровением Бога: "Се, раба Господня; да будет мне по слову твоему". Христос не познал греха. Само Его человеческое естество было замышлено Духом Святым. Святое существо, рожденное от девы, должно было наречься "Сыном Божиим". Он был действительно и полностью человеком, рожденным от Марии, но Он был человеком, рожденным от Бога. Мы видим это звание Сына Божиего, примененное к трем различным состояниям Христа: Сын Божий, Создатель в Посланиях к Колоссянам, к Евреям и в других отрывках, которые указывают на это; Сын Божий, рожденный в мире (Лука. 1, Псалом 2), и, наконец, Сын Божий во власти, воскресший из мертвых (Рим.1).

Хлеб {Он представлен в нескольких видах, которые подтверждают оба принципа, о которых я здесь говорю. Во-первых, важная универсальная истина состоит в том, что хлеб делался из пшеничной муки с елеем, вливаемым в нее, и ливаном; затем хлеб, печенный в печи, смешанный с елеем, или же пирожки, помазанные елеем, само собой разумеется, пресные. Если хлеб пекся на сковороде, он был из муки, смешанной с елеем. Таким образом, во всех видах, в которых Христос может рассматриваться как человек, в Нем отсутствовал грех; Его человеческое естество формировалось во власти и характере Духа Святого, которым оно было помазано. Мы, действительно, можем рассматривать Его человеческое естество, как таковое, само по себе: елей вливается в него. Я вижу, как оно подвергается испытанию до крайней степени; оно всегда оказывается самой чистотой с благодатью и выражением Духа Святого в нем до самых сокровенных его частей. Я могу видеть его проявление перед людьми: оно во власти Духа Святого. Мы можем видеть то и другое в своем подлинном, существенном и внутреннем характере - в общественном хождении, в каждой части (как она представляется Богу) этого естества, которое совершенно и созидается силой Духа Святого; в Нем отсутствует всякое зло; сила Духа Святого проявились в Нем. Таким образом, когда хлеб разламывался на куски, каждый из них был помазан елеем, чтобы показать, что если жизнь Христа была, так сказать, разломлена на куски; каждая из ее составных частей и частностей была совершенной и характеризовалась Духом Святым} был смешан с елеем точно так же, как человеческое естество Христа получало свой характер, свое естество, свои черты от Духа Святого, известным и постоянным символом которого является елей. Но чистота не есть сила. Сообщение духовной силы, действующей через человеческое естество Христа, выражается в другой форме.

Требовалось, чтобы хлебы были помазаны елеем: так, написано, что Бог помазал Духом Святым и силою Иисуса из Назарета, Который ходил из места в место, благотворя и исцеляя тех, кого дьявол поработил своей силой (Деян.10,38). Это не означает, что в Иисусе чего-то недоставало. Прежде всего, как Бог, Он смог бы сделать все, но Он уничижился, придя, чтобы повиноваться. Поэтому Он начинает Свое общественное служение лишь тогда, когда был призван и помазан, хотя Его встреча с фарисеями и книжниками в храме показала Его связь с Отцом с самого начала Его жизненного пути.

Здесь обнаруживается некоторая аналогия с нами. Быть рожденным Богом и быть запечатленным и помазанным Духом Святым - это две разные вещи. Пятидесятница, Корнилий, верующие Самарии, на которых апостолы возложили руки, а также несколько отрывков, которые имеют отношение к этой теме, тому доказательство. "А как вы - сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего" (Гал.4,6). "Уверовавшие в Него, запечатлены обетованным Святым Духом, Который есть залог наследия нашего для искупления удела Его" (Ефес.1,13-14). "Сие сказал Он, - говорит Иоанн, - о Духе, Которого имели принять верующие в Него" (Иоан.7,39). Святой Дух может породить в новом естестве святые желания и любовь Иисуса, но без осознания спасения и силы - радости Его присутствия в познании дела, исполненного Христом. Что касается Господа Иисуса, мы знаем, что это второе деяние, деяние миропомазания, исполнялось в связи с совершенством Его личности (и это было возможно, потому что Он Сам по Себе был праведным), когда после Своего крещения Иоанном, Он, Который был безгрешен, был помазан Духом Святым, сошедшим на Него в телесном виде, как голубь, чтобы затем быть уведенным Духом для нас на сражение, из которого Он вышел победителем благодаря Духу, и чтобы отправиться во власти Того же Самого Духа в Галилею. Я сказал - победитель властью Духа, ибо если бы Иисус просто дал отпор сатане Своей властью Божией, как таковой, то, очевидно, не было бы сражения и, следовательно, не было бы ни примера, ни ободрения для нас. Напротив, Господь дал отпор сатане в силу того принципа, который для нас является каждодневным долгом, а именно: разумное послушание, которое пользуется Словом Божиим и дает отпор сатане с возмущением, как только он появляется открыто, как таковой {Два первых искушения (Матф. 4) были кознями врага; в последних он открыто проявляется как сатана}. Если Христос вошел в Свою жизнь со свидетельством и радостью Сына, то эта жизнь оказалась жизнью борьбы и послушания (если Он мог связать сильного человека, Он должен был сделать это).

То же самое верно и для нас: радость, спасение, любовь, полный мир, чувство усыновления, уверенность в нашем принятии перед Отцом - таково вхождение в христианскую жизнь, но эта жизнь есть путь борьбы и послушания; без последнего мы потерпим поражение в первом. Козни сатаны против Иисуса ставили целью разъединить в Нем эти два качества. Если Ты Сын Божий, воспользуйся Твоей властью; сделай так, чтобы эти камни стали хлебом, действуй по Своей собственной воле. Ответ Иисуса означает - Я в положении послушания, зависимости; я не получил приказа. Написано: "Жить будет человек всяким словом, исходящим из уст Божиих. Я остаюсь в этом состоянии зависимости".

В этом была сила, но сила, соединенная с состоянием и исполнением послушания. Единственный поступок непослушания, который Адам мог совершить, он совершил его, но Тот, Который, что касается могущества, мог все, использовал это только для того, чтобы исполнить Свое служение еще лучше, являя более совершенное подчинение. Чудесная картина пути Господа, Его поведения посреди скорбей человека, терпящего последствия непослушания человека, - Человека, природу которого Он принял во всем, кроме греха: "Ибо надлежало, чтобы Тот, для Которого все и от Которого все, приводящего многих сынов в славу, Вождя спасения их совершил чрез страдания" (Евр.2,10).

Таким образом, Иисус вел сражение силою Духа; Он был в послушании силою Духа; силою Духа Он изгонял бесов и терпел все наши слабости. Также силою Духа Он, беспорочный, принес Себя Богу, но это имеет отношение скорее к всесожжению. Во всем, что Он делал, как и во всем, что Он не делал, Он действовал силой Духа Божиего. Поэтому Он пример для нас; мы следуем ему, правда, по разным побудительным причинам и с разной энергией, но по существу с той силой, которой мы можем, если на то Его воля, совершить большее, чем Он; не быть более совершенными, но совершить большее, и в нравственном плане, как говорит сам апостол: "Все могу" (Фил.4,13). Иисус на земле был абсолютно совершенен в послушании, но как раз по этой причине Он не сделал, и в нравственном смысле Он не смог сделать многого, что Он может сделать и явить теперь посредством Своих апостолов и служителей, ибо, прославленный и восседающий одесную Бога, Он должен теперь явить, даже как человек, власть, а не послушание. "Верующий в Меня дела и больше сих сотворит; потому что Я к Отцу Моему иду" (Иоан.14,12).

Это ставит нас в положение послушания, ибо властью Духа мы служители Христа. "И служения различны - а Господь один и тот же". Апостолы, следовательно, сотворили дела большие, чем Он, но они в их личном хождении были соединены со всяческими несовершенствами. Разве Господь обнаруживал когда-либо страх человеческий? Разве Он раскаялся когда-либо хоть в одном из Своих деяний, даже когда позже не было причины для раскаяния? Нет! Как Иисус обещал это, то было еще большее осуществление власти в апостольском служении; но эта власть раскрывалась в существах, слабость которых показывала, что вся слава принадлежала другому, послушание которого исполнялось вопреки противоположной воле, которая коренилась в них. В этом состояла большая разница между ними и Господом. Иисус никогда не нуждался в жале в плоть, чтобы не возвыситься сверх меры. Драгоценный Учитель! Ты говорил о том, что знал, и Ты свидетельствовал о том, что видел, но чтобы сделать это, Ты Сам уничижился; Ты смирил Себя, приняв вид раба, чтобы через Твое уничижение возвысились мы. Высота, или скорее сознание высоты, с которой Он сошел, совершенство Его желания повиноваться там, где Он был, означало, что для Него не было никакой необходимости возвышаться. Однако Он созерцал предстоящую ему радость и презирал стыд, ибо Он уничижился до такой степени, что мог радоваться вознаграждению. Поэтому Бог возвысил Его высоко. "От благовония мастей твоих имя твое, как разлитое миро" (Песня песней 1,2). Действительно, в хлебном приношении был ливан, благоухание всех благодатей Христа.

Как часто наши добродетели принимаются человеком и, следовательно, плоть часто принимается за благодать или, смешанная с ней, она оценивается судом человеческим. В Иисусе все различные добродетели были представлены Богу. Несомненно, человек может или должен распознавать их, как приятный запах ливана, распространившийся там, где все сжигалось для Бога, но фактически все сжигалось в благоухание, приятное Богу.

Как мало верующих предъявляют свое милосердие Богу, являя Бога в своем милосердии, осуществляя его для Него и ради Него, хотя это и на благо человека, и упорствуя в нем, даже если они чем больше любили, тем меньше были любимы (2Кор.12,15). Но они делают это для Бога, и в этой мере их служение действительно благоухание для Него, но это трудно и требует того, чтобы мы чаще представали пред Богом. Так было с Христом, и во всем совершенстве: чем большую верность Он проявлял, тем больше Его презирали и отвергали; чем милосерднее Он был, тем меньше Его почитали, но то, как Его встречали, не производило в Нем никакого изменения, потому что Он делал все единственно для Бога. Ливан Его служения, Его сердца и Его привязанностей был для Бога, он постоянно восходил к Богу и возносился к Нему, и, конечно, ливан был обильным, а его аромат был восхитительным в жизни Иисуса. "И обонял Господь приятное благоухание"; вместо проклятия на нас истекало благословение. Ливан добавлялся к хлебному приношению, ибо он был действительным результатом, произведенным в жизни Христа Духом, и он непрерывно восходил к Богу. То же самое верно о заступничестве Христа, так как оно выражает Его полную благодати любовь. Его мольбы, святое выражение Его зависимости, были бесконечно драгоценны Богу, перед Которым они восходили как благоухающий ливан. "И дом наполнился благоуханием от мира" (Иоан.12,3). И подобно тому, как грех замещает Бога, так Бог вытесняет эгоизм, и это совершенство. Кроме того, это сила, поскольку обстоятельства не имеют власти над нашим существом. И это совершенство в отношениях с миром. Иисус всегда оставался Собой во всех обстоятельствах; по той самой причине мы чувствуем, что все это соответствует Богу, а не нам. Мы также можем добавить, что, как сатана приводит к первому и, таким образом, порабощает себе, так и второе происходит в силе и под руководством Святого Духа.

Кроме закваски Бог запретил мед, а именно: самое сладкое по своему природному вкусу - как дружеские связи, привязанности к тем, кого мы любим по плоти, и тому подобное. Это не от того, что они скверны сами по себе. "Ты нашел мед,- говорит благоразумный человек,- съешь его столько, сколько тебе требуется, чтобы не пресытиться и не изрыгнуть его". Когда Ионафан съел немного из того, что он нашел в лесу в день своего служения и силы его веры на благо Израиля, его глаза просветлели от этого. Но мед не может входить в жертву. Тот, Который мог сказать Своей матери: "Жено! Се, сын твой" {В первом случае, в котором это происходит, сказав это, Он сразу уходит со Своими учениками, матерью (Иоан.2,12) и братьями. Естественно, Он мог находиться среди всех влияний человека, но все же был отделенным от них, потому что Он был внутренне совершенен. Все Евангелия и прежде всего Иоан.19,26 показывают эти естественные отношения, образованные Богом и полностью признанные}, - а ученику: "Се, матерь твоя!",- даже в ужасную минуту на кресте, когда Его служение было закончено, мог также сказать: "Что Мне и тебе, жено?"- в минуту, когда Он был занят самым простым исполнением Своего служения. Он был чужим для сыновей своей собственной матери, как Левий, человек милости Божией, в благословении Моисея

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА - ИНДЕКС БИБЛИИ И ПОИСК