Эта часть книги Исход полна свидетельства о Божественной истине в трех ее проявлениях: силе сатаны, силе Бога и силе веры.

В последнем стихе предыдущей главы мы читаем: "Тогда Фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного у Евреев сына бросайте в реку. В этом сказалась сила сатаны. Река должна была сделаться могилой, смертью силился враг разрушить план Божий. Орудия, предназначенные Богом для выполнения его благих предначертаний испокон веков возбуждали к себе злобу змея. Так, в 4-й главе Бытия змей обращает особое внимание на Авеля, избранный сосуд Божий, посредством смерти стараясь устранить его со своего пути. В 37-й гл. Бытия в истории Иосифа снова перед нами открываются действия врага, прилагающего все усилия к тому, чтобы умертвить человека, избранного Богом для исполнения Его планов. Тоже мы видим в истреблении всего "царского племени" (2Пар.22), в умерщвлении младенцев Вифлеемских (Матф. 2); в смерти Христа (Матф. 27); во всех этих случаях враг старался смертью прервать течение действий Божиих.

Но, благодарение Богу, существует нечто сильнее смерти. Вся сфера действий Божиих, связанных с делом искупления, выходит за пределы владычества смерти. Когда вся сила сатаны истощается, начинает действовать Бог. Могила составляет конечный предел действий сатаны; затем начинается область действий Божиих. Блаженная истина! Сатана имеет власть над смертью; но Бог есть Бог живых; и Он создает жизнь, над которой смерть уже теряет свою силу, жизнь, посягать на которую сатана уже не может. Этот факт дает сладкое успокоение верующему сердцу и среди царства смерти; без содрогания следит оно за тем, как сатана развертывает перед ним всю свою силу; оно с доверием может ожидать могущественного вмешательства Бога, воскрешающего мертвых. Спокойно смотрит оно на могилу, только что скрывшую любимое им существо, получая из уст Того, Кто есть воскресение и жизнь, верное обетование славного бессмертия. Зная, что Бог неизмеримо сильнее сатаны, оно может в мире ожидать полного проявления державной силы Божией, черпая в ожидании этом победу и мир, присущие ей. Первые стихи этой главы дают нам чудный образец этой силы веры.

"Некто из племени Левиина пошел, и взял себе жену из того племени. Жена зачала и родила сына, и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца. Но не в силах долее скрывать его, взяла корзину из тростника и осмолила ее асфальтом и смолой; и, положивши в нее младенца, поставила в тростник у берега реки. А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет" (ст. 1-4). С какой бы стороны мы этот факт ни рассматривали, он весьма интересен для нас. Вера, мы видим, побеждает здесь природу и смерть, открывая Богу воскресения простор действий в сфере, присущей Ему, и путем, Ему благоугодным. В том, что младенец оказался в положении, в сущности, угрожавшем его жизни, отразилась, конечно, и явная сила врага. Меч, конечно, пронзил сердце матери при виде любимого сына, обреченного на смерть. Но, если сатане дано было действовать, если плоть скорбела, за темною тучею скрывался Тот, Кто оживляет мертвых, освещая благодатными, живительными лучами обращенный к небу край мрачного облака; и вера не сомневалась в этом. "Верою Моисей, по рождении, три месяца скрываем был родителями своими, ибо видели они, что дитя прекрасно, и не устрашились царского повеления" (Евр.11,23).

Благородный поступок дочери из племени Левиина заключает в себе святое повеление для нас. Ее "корзинка из тростника, осмоленная асфальтом и смолою", свидетельствовала о том, что она непоколебимо верила, что существовало нечто, что могло защитить этого "прекрасного младенца" от вод потопа Ноя, "проповедника правды". Была ли вообще "корзинка из тростника" лишь выдумкой человеческой, созданной природной предусмотрительностью и изобретательностью матери, лелеявшей в своем сердце дорогую, но казавшуюся столь несбыточной, надежду вырвать свое сокровище из неумолимых рук смерти? Не являлась ли эта "тростниковая корзина" скорее орудием милосердия, созданным верою и предназначенным пронести "прекрасного младенца" невредимым через грозные потоки смерти в убежище, заранее ему уготованное по соизволению Бога живого? Эта дочь из колена Левиина, склонившаяся над младенцем и изготовляющая по вере ларец из тростника, являет собою эмблему веры: дерзновенно возносясь над землей, царством смерти и запустения, вера с зоркостью орла пронизывает своим взором темное облако, окутывающее могилу, и предвидит последствия вечных советов Божиих, которые Иегова беспрепятственно развивает в сфере, куда не может более проникнуть ни одна стрела смерти. Опираясь на Скалу недосягаемую, вера прислушивается к шуму разбивающихся о подножие Скалы волн; и святым торжеством исполняется сердце.

Какую силу могло иметь царское повеление для души, небесно настроенной? Какое значение могло оно иметь для женщины, которая спокойно стояла пред "корзинкою из тростника", бестрепетно смотря в глаза смерти? Дух Святой открывает нам это: "Верою родители Моисея не устрашились царского повеления" (Евр.11,23). Душа, хотя бы отчасти усвоившая себе, что значит общение с Богом, воскрешающим мертвых, не страшится ничего; присоединяясь к торжествующей речи апостола, она восклицает: "Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти - грех, а сила греха - закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!" (1Кор.15). Эти слова она может отнести к мученической смерти Авеля, к Иосифу, брошенному в ров, к Моисею в его тростниковой корзинке, к царскому племени, истребленному рукою Гофолии, к младенцам Вифлеемским, умерщвленным по приказанию жестокого царя Ирода; с особенною уверенностью может она произнести эти слова у гроба Начальника и Совершителя спасения нашего.

Но многие, может быть, не способны понять, каким образом изготовление "корзинки из тростника" могло быть делом веры. Многие, быть может, не способны идти дальше сестры Моисея, которая стояла "вдали, чтоб наблюдать, что с ним будет". В вопросе веры сестра Моисея, очевидно, не была на высоте его матери. И она, конечно, была полна глубокого интереса и нежного сострадания, которыми горели сердца Марии Магдалины и другой Марии, сидевших против гроба (Матф. 27,61). Но в женщине, решившейся доверить своего сына "корзинке", кроме этого глубокого интереса, этого нежного сострадания, было еще нечто высшее, нечто небесное. Она, правда, не стояла вдали, чтобы наблюдать, что было с ее ребенком, и, как это часто случается, нравственная высота ее веры могла показаться равнодушием; то было, однако, не равнодушие, а истинное величие, высокий уровень ее веры. Если ее материнская, природная любовь не могла удержать ее у двери гроба, сила веры возлагала на мать Моисея исполнение в присутствии Бога дела, неизмеримо высшего; ее вера должна была предоставить простор действиям Божиим; и Бог не замедлил проявить Свою силу.

"И вышла дочь Фараонова на реку мыться; а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника, и послала рабыню свою взять ее. Открыла, и увидела младенца; и вот дитя плачет; и сжалилась над ним и сказала: это из еврейских детей" (ст. 5-6). Тихие звуки божественного ответа начинают уже долетать до слуха веры. Рука Божия начинает действовать. Пусть это вызывает насмешливую улыбку рационалиста, скептика, атеиста; вера также улыбается, но улыбка ее совершенно иная. Смех первых - смех презрения, которым они встречают мысль об очевидном вмешательстве Божием в столь незначительное обстоятельство, как прогулка царской дочери; улыбка веры - улыбка блаженная: она вызвана мыслью, что Бог принимает участие во всем, что ни случается в мире. И если в чем-либо очевидно сказалось вмешательство Божие, то, конечно, это в прогулке дочери фараоновой, хотя последняя нимало и не подозревала этого сама.

Открывать следы Божественного вмешательства в обстоятельства и события, в которых поверхностный наблюдатель не видит ничего, кроме слепого случая и жестокой судьбы, - одно из отраднейших занятий возрожденной души. Случается, что самое незначительное обстоятельство становится важным звеном в цепи событий, которыми Всемогущий содействует осуществлению великих Своих планов. Так, например, в Есф.6,1, вы читаете, что один языческий царь страдал однажды бессонницей, - факт совершенно заурядный, как для него, так и для многих людей вообще; и однако это самое обстоятельство делается звеном длинной цепи намеченных Божиим Промыслом обстоятельств, ведущих к чудесному избавлению порабощенного потомства Израиля. То же можно утверждать и по отношению к дочери фараоновой, вышедшей на прогулку на берег реки. Она и не помышляла, что окажет содействие осуществлению плана Иеговы, Бога Израилева. Ей и в голову не могло прийти, что ребенок, который лежал в корзинке из тростника, был избранным орудием Божиим; что, по предопределению Бога, ему дано будет потрясти государственные основы Египетского царства! Однако это было именно так. Всемогущий силен как "гнев человеческий обратить во славу Себе", так и "укротить остаток гнева" (Пс.75,11). "И сказала сестра его дочери Фараоновой: не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из Евреянок, чтобы она вскормила тебе младенца? Дочь Фараонова сказала ей: сходи. Девица пошла и призвала мать младенца. Дочь Фараонова сказала ей: возьми младенца сего, и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его. И вырос младенец, и она привела его к дочери Фараоновой, и он был у нее вместо сына, и нарекла ему имя: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его" (ст. 7-10). Так была вознаграждена вера матери Моисея: сатана посрамлен, чудная мудрость Божия явлена. Кто мог предвидеть, что тот, кто сказал: "Если будет сын, то умерщвляйте его", и еще "всякого новорожденного у Евреев сына бросайте в реку", воспитает при своем дворе одного из этих сыновей? И какого сына! Злоба сатаны обратилась на его же голову; фараона же, которого он намеревался сделать орудием для разрушения планов Божиих, Бог употребил для того, чтобы вырастить и воспитать Моисея; Моисей же должен был сделаться орудием Божиим для сокрушения могущества сатаны. Действительно "дивны судьбы Его, велика премудрость Его!" (Ис.28,29). Отдадимся же с большею доверчивостью в руки Его! Тогда путь наш сделается светлым, и свидетельство наше - успешным.

Глава 2,11-25

При изучении жизни Моисея необходимо принимать в расчет две стороны его характера - характер личный и характер прообразный.

Личность Моисея представляет собою много поучительного для нас. Богу пришлось не только избрать Моисея, но также теми и другими средствами воспитывать его в течение долгого периода, включавшего в себя целые восемьдесят лет: первые сорок лет - в доме дочери фараоновой, вторые - "далеко в пустыне" (гл. 3,1). Наш ограниченный ум не может понять, почему Богу понадобилось целых восемьдесят лет для воспитания служителя Божия; но мысли Божий - не наши мысли. Бог знал, что именно столько времени было необходимо для подготовки к делу служения избранного Им сосуда. Если Бог берется кого-либо воспитывать, Он сообразуется со Своими требованиями и со святыми задачами поручаемого избраннику дела. Неопытным служителям Бог работы не поручает. Служителю Божию надлежит научиться многому, быть испытанному во всех отношениях, выдержать различные виды внутренней борьбы раньше, чем он делается действительно способным выступить на общественное поприще. Плоти это ненавистно: она предпочла бы действовать, а не поучаться в безмолвии; насколько ее влечет к себе слава человеческая, настолько же дисциплина Божия страшит ее. Но мы обязательно должны следовать по пути Божию. Напрасно будет плоть порываться действовать; Бог этого не желает: плоть должна быть разбита, уничтожена, отстранена, ей надлежит умереть. Если она горит желанием действовать, Бог, по верности и неизреченной мудрости Своей, направит обстоятельства так, что полное смятение, постыдное посрамление будет результатом этой деятельности плоти. Бог знает, как следует обращаться с плотью; Он знает, в какие рамки она должна быть заключена, где необходимо сдержать ее порывы. Насколько важно для нас войти в мысли Божий относительно нашего "я" и всего, стоящего в связи с нашей личной жизнью! Этим мы избежим многих заблуждений; наше хождение сделается твердым и возвышенным, наше настроение - мирным, наше служение Богу - успешным.

"Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим, сынам Израилевым, и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его. Посмотревши туда и сюда, и видя, что нет никого, он убил Египтянина, и скрыл его в песке" (ст. 11-12). Поступок этот доказал ревностное желание Моисея прийти на помощь братьям его; но он имел ревность "не по рассуждению" (Рим.10,2). Время, намеченное Богом для суда над Египтом и для освобождения Израиля, еще не наступило; мудрый служитель Божий всегда выжидает времен Божиих. "И научен был Моисей всей мудрости Египетской, и был силен в словах и делах"; и вот: "Он думает, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение" (Деян.7,22-28). Да, он действительно так думал. Но Моисей вступился за братьев своих преждевременно; неудивительно поэтому, что и падение было близко (А) и не только было неизбежно падение: подобная поспешность влечет за собой также неуверенность в действиях, отсутствие мира и святой беспристрастности при выполнении дела, начатого раньше срока, назначенного Богом. "Моисей посмотрел туда и сюда." Действуя с Богом и для Бога, всецело сообразуясь с мыслями Божьими, человек никогда не будет со страхом озираться кругом. Если бы час Божий настал и совесть Моисея свидетельствовала ему, что Бог поручает ему совершить суд над египтянином, если б он был уверен, что Бог с ним, он, конечно, не смотрел бы туда и сюда.

Поступок Моисея служит поучением для всякого служителя Божия. Им управляло два чувства: страх пред гневом человеческим и желание заслужить человеческое благоволение. Истинному служителю Божию должно быть безразлично, как к нему относятся люди. Какое значение имеет гнев или расположение простого смертного для того, кто облечен силою свыше на совершение подвига, кто живет в присутствии Божием? Для такого человека все земное имеет значение меньше, чем пылинка, попавшая на чашку весов. "Вот Я повелеваю тебе: будь тверд и мужественен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобой Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь." (1 И.Нав. 1.9). "А ты препояшь чресла твои, и встань и скажи им все, что Я повелю тебе: не малодушествуй пред ними, чтоб Я не поразил тебя в глазах их. И вот, Я поставил тебя ныне укрепленным городом, и железным столбом, и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей. Они будут ратовать против тебя; но не превозмогут тебя; ибо Я с тобою, говорит Господь, чтоб избавлять тебя" (Иер.1,17-19).

Став на эту высоту, служитель Христов не озирается больше по сторонам, не "смотрит туда и сюда"; он сообразуется с Божественной мудростью, заповедующей так: "Глаза твои пусть прямо смотрят, и ресницы твои да направлены будут прямо пред тобою" (Притч. 4,25). Божественная мудрость заповедает нам всегда поднимать наш взор к небесам и неуклонно взирать вперед. Если мы озираемся по сторонам, будь то из страха пред гневом человеческим или из желания приобрести расположение смертного, - все равно, - будем уверены, что нами управляют личные соображения; что мы отступаем от дела Божия: мы не имеем уверенности, что исполняемое нами дело поручено нам авторитетом Божиим, что мы совершаем его в присутствии Самого Бога, - два условия, без которых труд наш не может быть успешен. Великое множество людей, одни по неведению, другие по излишней самонадеянности, вступают, однако, в сферу деятельности, которой Бог для них вовсе не предназначил и для которой, естественно, они не были Им подготовлены; случается также, что люди эти являют подчас беспримерное хладнокровие, удивительное самообладание, повергающее в изумление всех, кто близко и беспристрастно может судить об их дарованиях и истинных достоинствах. Но вскоре эта привлекательная внешность уступает место действительности, нимало не противореча общему правилу, доказывающему, что никто не избавит человека от необходимости в сомнении и страхе озираться по сторонам, ничто, кроме уверенности, что дело ему поручено Самим Богом, что Бог пребывает с ним. Лишь при наличии этих двух условий человек совершенно освобождается от всех влияний человеческих, делается независимым от окружающих. Служение людям требует, безусловно, независимости от них; но кто сознает свое истинное положение пред Богом, тот умеет унизить себя, смиренно умывая ноги братьям своим.

Отвращая наш взгляд от человека и сосредоточивая его на едином верном и совершенном Служителе, мы никогда не замечаем, чтоб Он "смотрел туда и сюда" по очень простой причине: глаза Его никогда не останавливались на людях, покоясь всегда на Боге. Не страшась гнева человеческого, Он не искал и благоволения в очах людей. Никогда не открывал Он уст Своих с целью встретить одобрение окружающих; никогда не молчал, опасаясь их порицания: вот почему печать духовной высоты, святой твердости духа лежала на всяком слове, на всяком действии Его. К Нему лишь одному вполне применимо слово: "Лист его не вянет, и во всем, что он ни делает, успеет" (Пс.1,3). Все, что Он ни совершал, совершал Он успешно, потому что Он все делал для Бога. Все Его поступки, все Его слова, движения, взоры, все мысли Его - все это, вместе взятое, представляло собою совокупность чудных плодов, вид которых радовал сердце Господа, благоухание которых возносилось к Нему. Никогда не приходилось Ему сомневаться в успешном окончании Своего дела, потому что он всегда действовал с Богом и для славы Его, во всем сообразуясь с волей Божией. Никогда Его личная воля, как бы божественно совершенна она ни была, не примешивалась к Его человеческим действиям на земле. Он мог сказать: "Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца" (Иоанн. 6,38). Поэтому Он и приносил плод Свой "во время свое". Он всегда делал угодное Богу (Иоанн. 8, 29), поэтому Ему никогда не приходилось чего-либо "страшиться", в чем-либо "раскаиваться" или неуверенно озираться по сторонам, "смотря туда и сюда".

В этом, как и во всех остальных случаях, благословенный Учитель являет Собою поразительный контраст с самыми верными, самыми выдающимися служителями Своими. Даже Моисею приходилось бояться; апостол Павел готов был пожалеть о своем поступке; (Исх.2,14; 2Кор.7,8). Господу Иисусу ни бояться, ни раскаиваться никогда не случалось; Ему никогда не приходилось отступать назад, отрекаться от Своих слов или исправлять Свои мысли. Все в Нем дышало совершенством; все являло собою плод, принесенный "во время свое". Безмятежно, неуклонно неслось вперед течение Его жизни -святой, небесной. Воля Его вполне подчинялась воле Отца. Заблуждение свойственно самым лучшим, самым добросовестным из смертных; чем более, однако, мы научимся с помощью Божией умерщвлять нашу собственную волю, тем менее рискуем мы впадать в заблуждения. Блажен человек, идущий по стезям веры, по стезям искреннего и полного подчинения Христу!

Муж веры, Моисей, питался, проникался духом своего Учителя с необыкновенной твердостью, с поразительным постоянством следуя стопам Его. Правда, он сорока годами раньше определенного Богом срока пытался произвести суд над Египтом и освободить Израиль; во вдохновенном перечне, оставленном нам в Евр. 11, это заблуждение Моисея, однако, в расчет не принято: там выдвигается вперед лишь Божественный принцип, на котором зиждется все земное хождение Моисея. "Верою Моисей, пришедши в возраст, отказался называться сыном дочери Фараоновой; и лучше хотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное, греховное наслаждение; и поношение Христово почел большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища. Ибо он взирал на воздаяние. Верою он оставил Египет, не убоявшись гнева царского, ибо он, как бы видя Невидимого, был тверд" (Евр.11,24-27).

Слова эти характеризуют с самой лучшей стороны хождение Моисея пред Богом. В таком именно свете являет обыкновенно Дух Святой ветхозаветных святых. Когда Дух дает жизнеописание человека, Он нам представляет его таким, как он есть, со всеми его заблуждениями и несовершенствами; но, характеризуя то же жизнеописание в Новом Завете, Дух Божий ограничивается только указаниями истинного принципа и конечного результата жизни этого человека. Так, хотя в книге Исход упоминается о том, что "Моисей посмотрел туда и сюда" из страха человеческого; что он "испугался и сказал: верно узнали об этом деле", что в конце концов Моисей даже убежал от фараона, в Послании к евреям мы, однако, читаем, что все, что Моисей делал, он делал верою, что он "не убоялся гнева царского", что он пребыл "тверд, как бы видя Невидимого".

Так будет и в тот день, когда придет Господь, "Который осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога" (1Кор.4. 5). Утешительная, безмерно драгоценная истина для всякой искренней души, для всякого преданного Богу сердца! В сердце может быть много благих намерений, которые по тем или другим причинам рука наша не может привести в исполнение; все эти намерения обнаружатся, когда Господь придет. Благодарение Богу, даровавшему нам эту уверенность! Тайные намерения любви, преисполняющие преданное Богу сердце, несравненно драгоценнее в очах Господних, чем видимые дела, какими бы совершенными они ни были. Последние могут совершаться на виду у людей, могут заставить говорить о себе; первые радуют лишь сердце Иисуса и обнаружатся пред Богом и ангелами Его. О, если б сердца всех служителей Христовых были заняты исключительно прославлением своего Властелина, если б взоры их были неотступно устремлены на день возвращения Его!

Вникая в жизнь Моисея, мы видим, что вера повела его по пути, совершенно противоположному природным влечениям плоти, заставляя Моисея не только пренебречь всеми мирскими утехами, всеми преимуществами двора фараонова, но и отказаться от обширного поля деятельности, открывавшегося пред ним. Человеческий разум направил бы его совсем иначе; он побудил бы его воспользоваться своим влиянием при дворе во благо народу Божию, действовать в пользу этого народа, вместо того, чтоб страдать вместе с ним. По человеческому рассуждению, Промысел Божий, казалось, открывал перед Моисеем необыкновенно обширное, необыкновенно важное поле деятельности; и на самом деле, не поставила ли рука Божия Моисея в исключительно благоприятные условия? Благодаря чудесному вмешательству Божию и непостижимому сплетению обстоятельств, каждое из которых являло присутствие десницы Всемогущего и предвидеть которые не могла никакая прозорливость человеческая, дочь фараонова сделалась орудием спасения Моисея из воды; она вскормила и воспитала его; в ее доме научился он мудрости египетской и жил там, пока ему не "исполнилось сорок лет" (Деян.7,23). Очевидно, что отречение Моисея при этих условиях от высокого, почетного положения, отведенного ему при дворе фараоновом, и влияния, с ним связанного, имело вид излишнего, неуместного рвения.

Так рассуждает наша ослепленная плоть; но вера мыслила иначе: плоть и вера постоянно враждуют между собою. Мнения их никогда не сходятся; меньше же всего сходятся они в понимании вопроса о так называемом "указании свыше". Плоть всегда будет искать в этих указаниях поощрения к следованию своим влечениям, тогда как вера открывает в каждом из них повод к самоотречению. Иона мог видеть во встрече с кораблем, отправлявшимся в Фарсис, явное указание Промысла Божия; на самом деле это являлось лишь дверью, которой пророк воспользовался, чтобы сойти с пути послушания Богу.

Конечно, христианину дано преимущество видеть во всем руку Отца и всегда слышать голос Его; но он не должен руководствоваться обстоятельствами. Христианин, сообразующийся с течением обстоятельств, подобен кораблю, пускающемуся в море без компаса и руля; он неизбежно делается игрушкою волн и ветра. Господь дает своему чаду обетование: "Око Мое над тобою" (Пс.31. 8), а также и предостережение: "Не будьте, как конь, как лошак несмысленный, которых челюсти нужно обуздать уздою и удилами, чтобы они покорялись тебе" (Пс.31. 9) Несравненно блаженнее для нас быть водимыми оком Отца нашего, чем уздою и удилами обстоятельств; мы знаем также, как часто выражение "Указание свыше" употребляется в обыденной жизни в смысле влияния обстоятельств.

Сила веры проявляется именно в том, что человек постоянно отказывается и удаляется от подобных мнимых "указаний свыше". Так было и с Моисеем. "Верою он отказался называться сыном дочери Фараоновой", "верою оставил он Египет". Если б он судил по внешности, он смотрел бы на почести, предлагаемые ему, как на видимый дар Промысла Божия, и остался бы при дворе фараона, где, казалось, рука Божия открывала ему широкое поле деятельности. Но, живя верою, а не видением, он отказался от всего. Какой благородный пример для каждого из нас!

И, заметьте, что "большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища", Моисей почел не только поношение ради Христа, но "поношение Христово". "Злословия злословящих Тебя падают на Меня" (Пс.68,10). Господь вполне отождествлялся с народом Своим. Оставляя недра Отчий, совлекая с Себя присущую Ему славу, сошел Он с неба; Он стал на место народа Своего; Он взял на Себя грехи мира и за них понес наказание на кресте. Такова была Его добровольная жертва; Он не ограничился тем, что действовал за нас, но отождествил Себя с нами, таким путем избавляя нас от всего, что могло свидетельствовать против нас.

Таким образом, мы видим, до какой степени Моисей своим сочувственным отношением к народу Божию входил в мысли и чувства Христовы. Живя среди всей роскоши, всего блеска и славы дома фараонова, среди всевозможных "греховных наслаждений" и "сокровищ египетских", он имел полную возможность пользоваться всем этим; мог жить и умереть в изобилии, пользуясь с начала до конца своего жизненного пути благоволением царским; но это не значило бы жить "по вере", сообразовываться со страданиями Христовыми. С высоты положения, которое он занимал, Моисей видел своих братьев, падавших под тяжким бременем возложенного на них труда; верою он понял, что ему надлежало быть с ними. Да, с ними в их поношении, с ними в их рабстве, их печалях, их унижении! Будь Моисей движим одним только чувством сердечного участия, филантропии или патриотизма, он употребил бы все свое личное влияние при дворе в пользу своих братьев; ему удалось бы даже, может быть, уговорить фараона облегчить труд, которым он их обременял; удалось бы улучшить их тяжелое положение, склонив фараона на уступки; но не такой путь избирает сердце, живущее общением со Христом; подобные полумеры не удовлетворяют его. Не удовлетворился ими и Моисей. И вот, следуя неудержимому влечению сердца, он отдал всего себя: телом, душой и духом устремился он на подмогу своим угнетенным братьям, предпочитая "страдать с народом Божиим". Действуя так, - и это особенно важно - Моисей действовал "по вере".

Взвесь все это, дорогой читатель; мы не должны довольствоваться желанием добра народу Божию, желанием действовать в его пользу или располагать к нему сердца людей, мы призваны всецело отождествляться с ним, какие бы преследования, какое бы презрение ни выпадали на его долю. Великодушное и любящее сердце находит, правда, некоторое удовлетворение, открыто заступаясь за христианство, но это еще не значит отождествляться с христианами и страдать со Христом. Быть покровителем и быть мучеником - не одно и то же; разница между этими двумя положениями проведена во всех книгах Священного Писания. Богобоязненный Авдий оказал заступничество свидетелям Божиим (3Цар.18,3-4). Илия был настолько расположен к Даниилу, что провел ради него без сна целую ночь; но сам Даниил эту же самую ночь провел в качестве свидетеля истины во рву львином (Дан.6,18). Никодим решился вступиться за Христа, но более основательное познание Учителя заставило бы его отождествиться с Ним.

Все это имеет важное практическое значение в приложении к нашей жизни. Господь Иисус не имеет нужды в покровителях; Он ищет Себе соратников. Нам открыта истина о Нем не для того, чтобы мы делались ее заступниками на земле, но чтобы пребывали в общении с Ним, сущим на небесах. Ценою всего, что только могла придумать Его любовь, Он отождествился с нами. Это вовсе не вменялось Ему в обязанность; Он мог бы никогда не покидать "недр Отчих"; но в таком случае каким образом достиг бы нас, погибших и достойных мук ада грешников, могучий поток Божественной любви, заливавший Его сердце? Отождествление Его с нами могло совершиться лишь при условии полнейшего самоотвержения с Его стороны. Да будет благословенно вовеки святое имя Его. Он добровольно отрекся от всего. "Он дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония, и очистить Себя народ особенный, ревностный к добрым делам" (Тит.2,14). Он не захотел один наслаждаться славою Своею; Его исполненное любви сердце жаждало сделать "многих сыновей" участниками этой славы. "Отче! - говорил Он, - которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира" (Иоан.17,24). Вот каковы были мысли Христа относительно народа Его; и мы видели, насколько Моисей всем сердцем своим разделял эти мысли. Глубоко проникнутый духом своего Учителя, он проявил дух этот в добровольном отречении от своей собственной личности и в полном отождествлении себя с народом Божиим. В следующей главе мы остановимся на особенностях личного характера и на делах этого великого служителя Божия; здесь мы рассматриваем его как прообраз Господа Иисуса. Согласно словам Втор.18,15: "Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой - его слушайте" (сравн. Деян.7,37). Моисей представляет собою прообраз Христа. Усматривая в Моисее прообраз Христа, мы, следовательно, не руководствуемся мыслями человеческими, а придерживаемся ясно выраженного и для нас преднамеренно оставленного учения Священного Писания, которое в последних стихах 2-й главы книги Исход представляет нам две стороны этого прообраза: прежде всего (Исх.2,14; Деян.7,27-28) его отвержение Израилем; затем его союз с дочерью священника Мадиамского, Сепфорою (ст. 21-22).

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА - ИНДЕКС БИБЛИИ И ПОИСК