Эта часть книги Левит показывает нам особенно замечательным образом, чего ожидал Иегова в отношении личной святости и нравственной чистоты со стороны тех, которые пребывали в общении с Ним Самим; в то же время эти главы представляют собою картину самых постыдных пороков, на которые способна человеческая природа.

"И сказал Господь Моисею, говоря: Объяви сынам Израилевым и скажи им: Я Господь, Бог ваш." Здесь мы видим основание всего нравственного строя, заключенного в этих главах. Все дела Израиля должны были исходить из сознания, что Иегова был его Богом. Израильтяне были призваны достойно блюсти дарованное им высокое и святое звание. Бог имел право предписывать, каким характером должен был отличаться народ, на котором Он благоволил запечатлеть имя Свое, и какова должна была быть руководящая нить его жизни. Отсюда постоянное повторение слов: "Я Господь", "Я Господь, Бог ваш", "Свят Я, Господь ваш". Иегова был их Богом, и Он, был свят: поэтому и они были призваны быть святыми. Его имя сообщалось как их характеру, так и их поведению.

Это и есть истинный принцип святости для детей Божиих всех времен. На них должно сказываться действие власти и характера Того, Кто явил им Самого Себя. Их поведение должно зависеть от того, что Он есть, а не от того, что они из себя представляют сами по себе. Это совершенно исключает возможность существования принципа, выраженного словами: "Не подходи ко мне, потому что я свят для тебя" (Ис.65,5), принципа, столь идущего вразрез с настроением всякой не чуждой духовного чутья души. Бог ожидает от принадлежащих Ему не сравнения их с другими людьми, а проведения ими в жизнь указанных Богом путей. "По делам земли Египетской, в которой вы жили, не поступайте, и по делам земли Ханаанской, в которую Я веду вас, не поступайте, и по установлениям их не ходите" (ст. 3). Египтяне и хананеи были погружены в делание зла. Как Израиль мог узнать это? Кто им это сказал? И как они могли считать себя правыми, а всех других виноватыми? Все это интересные вопросы; ответы на них столь же просты, сколь важны сами вопросы. Слово Божие имело решающий голос в определении добра и зла для каждого члена Израиля Божия. То не было суждением израильтянина, шедшим вразрез с мнением египтянина или хананея; то было прежде всего суждение Бога. Египет и Ханаан могли руководствоваться своими правилами и мнениями; Израилю надлежало следовать обычаям и мнениям, предписанным Словом Божиим. "Мои законы исполняйте и Мои постановления соблюдайте, поступая по ним. Я Господь Бог ваш. Соблюдайте постановления Мои и законы Мои, которые исполняя, человек будет жив. Я Господь" (ст. 4-5).

Желательно, чтобы мой читатель проникся ясным, полным, глубоким и жизненным пониманием этой истины. Слову Божию дано решать всякий вопрос, относящийся к области нравственности; оно должно управлять всякою совестью. Его решения должны приниматься беспрекословно. Когда Бог говорит, все сердца должны склоняться к Его голосу. Люди могут приходить к тем или иным заключениям, могут защищать свои мнения; могут создавать и соблюдать свои обычаи; но одним из лучших свойств характера "Израиля Божия" является глубокое уважение и беспрекословное повиновение "всякому слову, исходящему из уст Божиих." Проявление этого драгоценного качества навлечет, быть может, со стороны людей, никогда серьезно не изучавших этого вопроса, обвинение в догматизме, в превозношении, в самодовольстве; на самом же деле ничто так ни далеко от узкого догматизма, как прямое повиновение очевидной Божией истине; ничто так ни чуждо превозношению ума, как уважение, оказываемое постановлениям Божиим; ничто так ни противно самодовольству, как повиновение Божественной авторитетности Священного Писания.

Надлежит, правда, быть осмотрительными, тщательно следя за нашими выражениями и тоном, когда мы даем кому-либо отчет в наших убеждениях и в нашем поведении. Надо по возможности сделать очевидным то, что мы руководствуемся во всех случаях не нашими собственными мнениями, а исключительно Словом Божиим. Мы подвергаем себя большой опасности, придавая значение какому-либо мнению лишь потому, что это наше мнение. Надо остерегаться этого. Наше "я" легко может проскользнуть и проявить все свое безобразие как в отстаивании наших мнений, так и во всех других отношениях; но мы должны избегать всякого его проявления, все согласуя со словами: "Так говорит Господь."

Мы не должны, с другой стороны, ожидать, что каждый человек сразу и легко согласится признать всю авторитетность Божественных постановлений и положений. По мере того, как человек научается ходить в чистоте и силе обновленной Божественной жизни, он проникается сознанием великого значения и безмерной цены Слова Божия, начинает преклоняться пред ним. Египтянин или хананей был совершенно неспособен понять смысл и оценить всю глубину уставов и постановлений, которые должны были управлять поведением обрезанного народа Божия; но это не играло никакой роли в вопросе о послушании Израиля. Израильтяне вступили в известного рода союз с Богом, и это не только влекло за собою многие преимущества для них, но и возлагало на них соответствующую ответственность. "Я Господь, Бог ваш." Вот что лежало в основе их поведения. Они должны были ходить достойно Того, Кто сделался их Богом, и Кто сделал их Своим народом. Это не значило, что они были лучше других народов. Нисколько. Египтяне и хананей могли думать, что израильтяне считали себя лучше их, отказываясь перенимать обычаи того или другого народа. Но нет; причина их поведения и принцип их нравственного уровня заключались только в словах: "Я Господь, Бог ваш."

В этой великой истине, имевшей столь важное значение в жизни, Иегова полагал пред Своим народом непоколебимое основное правило для их поведения и нравственного уровня; правило это было так же возвышенно и прочно, как и вечный престол Божий. С той минуты, как Он вступал в союз со Своим народом, вся жизнь последнего должна была преобразиться, облекаясь в характер и тон, достойные Бога. Вопрос, что они представляли из себя как сами по себе, так и по отношению к прочим народам, теперь терял все свое значение; было важно только то, что представлял Собою Бог по сравнению со всеми. Это заключает в себе великую разницу. Возводить свое "я" в принцип действия, или в правило, руководящее нашим нравственным уровнем, не только безумно, но это непременно понизило бы и нравственный уровень человека. Если я руководствуюсь требованиями моего личного "я", я буду каждый день спускаться все ниже и ниже; если же, с другой стороны, я буду иметь в виду Господа, я, напротив, буду все более и более возноситься духом, по мере того, как силою Духа Святого я буду возрастать, преображаясь в совершенный образ, верою познаваемый мною из священных страниц Писания. Конечно, мне придется повергнуться в прах, сознаться, что великое расстояние отделяет меня от образа, поставленного мне в пример; но я никогда не соглашусь руководствоваться правилом менее возвышенным, никогда я не получу полного удовлетворения, пока во всем не уподоблюсь Тому, Кто заменил меня на кресте, Кто сделался моим Примером во славе.

Вот мысль, проходящая чрез изучаемые нами главы, мысль, неоценимая для христианина в его повседневной жизни. Бесполезно было бы подробно излагать постановления, ясно выраженные и не требующие никакого пояснения. Замечу только, что эти постановления разделяются на две категории: на такие, которые показывают, до каких постыдных крайностей могут доходить грехи сердца человеческого, и на такие, которые свидетельствуют о невыразимой нежности и предусмотрительной заботливости Бога Израилева.

Что касается первых, никогда, конечно, Дух Божий не издал бы законов с целью предупредить совершение преступлений, в жизни не существующих. Он не строит плотины там, где не приходится опасаться наводнения или бороться с ним. Он имеет дело не с отвлеченными мыслями, а с действительностью. Человек действительно способен совершить любое из постыдных преступлений, поименованных в этой верной своему назначению части книги Левит. Не будь он способен на это, не пришлось бы и оберегать его от них. Подобный свод законов оказался бы неприменимым для ангелов, потому что они неспособны впадать в подобные грехи; но для человека он вполне подходящ, потому что человек носит в себе зародыш всех этих грехов. Это весьма унизительно. Это новое подтверждение истины, свидетельствующей о полной развращенности человека. От темени головы до подошвы ноги нет в нем в нравственном смысле ни одного здорового места; таким представляется он нам в свете Божественного присутствия. Существо, для которого Господь счел нужным написать Лев .18-20., должно быть погибшим грешником; и это существо - человек - и пишущий, и читающий эти строки. Насколько же очевидно, что "живущие по плоти Богу угодить не могут" (Римл. 8,8). Благодарение Богу, верующий живет "не по плоти, но по духу". Он совершенно оставил образ жизни ветхого человека и соделался новой тварью, для которой уже не могут существовать грехи, о которых говорится в наших главах. Ветхая природа, правда, еще существует в нем; но он имеет блаженное преимущество почитать ее мертвой и ходить в постоянной силе новой твари, где "все от Бога". Вот истинная христианская свобода - свобода во всех отношениях сообразовываться с чудной, новой природой, не носящей на себе никаких следов зла; священная свобода в святости и чистоте ходить пред Богом и людьми; свобода ходить по возвышенным стезям личной святости, освещаемых блестящим светом лучей, исходящих от лица Божия. Вот, читатель, что такое христианская свобода. Это свобода не творить грех, свобода насыщаться небесною сладостью жизни в истинной святости и нравственной высоте. Да поможет нам Господь более чем когда-либо постичь всю силу драгоценного небесного дара - христианской свободы!

Скажем теперь несколько слов о второй категории содержащихся в наших главах постановлений, а именно о тех, в которых так трогательно отражаются нежность и заботливость Божия. Возьмите хотя бы следующие: "Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай. И виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай; оставь это бедному и пришельцу. Я Господь, Бог ваш" (гл. 19,9-10). То же повеление мы снова встретим еще и в 23-й главе; но там оно будет содержать черты, указывающие на планы действий Божиих относительно Израиля. Здесь же пред нами открывается его нравственное значение, являющее драгоценную милость Бога Израилева. Он думал "о бедном и пришельце" и хотел, чтобы и Его народ также думал о них. Когда золотые снопы увозились с поля, когда собирались гроздья спелого винограда, Израиль Божий должен был помнить "о бедном и пришельце", потому что Иегова был Бог Израилев. Жнец и виноградарь не должны были руководствоваться своей алчностью, которая заставила бы их тщательно отыскивать колосья во всех частях поля и собрала бы все до одной ягоды с виноградной лозы: им следовало оказать широкую помощь и искреннее милосердие, оставлявшие колосья и ягоды "для бедного и пришельца", дабы и они могли познать безграничную благость Того, межи Которого источают тук, и на Чью отверстую руку с доверием взирают нищие земли.

В книге Руфь мы встречаем назидательный пример человека, исполнившего это милостивое постановление буквально. "И сказал ей (Руфи) Вооз: время обеда; приди сюда, и ешь хлеб, и обмакивай кусок твой в уксус. И села она возле жнецов. Он подал ей хлеба: она ела, наелась, и еще осталось. И встала, чтобы подбирать. Вооз дал приказ слугам своим, сказав: пусть подбирает она между снопами, и не обижайте ее. Да и от снопов откидывайте ей и оставляйте, пусть она подбирает, и не браните ее" (Руфь 2,14-16). Какая трогательная доброта! Нашим жалким эгоистичным сердцам полезно входить в соприкосновение с такими правилами и с их реальным применением к жизни. Этот благородный израильтянин действительно хотел, чтобы "женщина-чужеземка" подобрала много колосьев, и чтобы эти зерна оказались скорее плодом ее работы, чем результатом его собственного благодеяния. В этом сказалось его чувство деликатности. Это заставляло Руфь вступить в непосредственное отношения с Богом Израилевым и стать в зависимость от Того, Кто усмотрел нужды "подбирающего с поля зерна". Вооз исполнял этот закон милосердия; Руфь же пользовалась связанными с ним преимуществами. Та же щедрость, которая наделила Вооза полем, наделяла оставшимися в поле зернами и Руфь. Оба они были должниками одной и-той же благости. На Руфь изливались потоки милосердия Божия; Вооз же наблюдал за соблюдением этого чудного постановления Божия. Полная нравственная гармония сказывалась всюду. Творение получало благословение; Бог был прославлен. Кто не сознается, что отрадно дышится в этой чудной Божественной атмосфере?

Обратимся теперь к другому закону, выраженному в изучаемых нами главах: "Не обижай ближнего твоего, и не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра" (гл. 19,13). Какая нежная заботливость проглядывает и в этих словах! Господь Всемогущий, Сущий от века, может входить в мысли и чувства, возникающие в сердце бедного работника. Он вникает в надежду, с которою подобный человек ожидает плода своего рабочего дня. Он ожидает своей платы - это вполне естественно. Сердце работника рассчитывает на нее; ужин его семьи зависит от нее. О, не удерживайте же ее у себя! Не отсылайте работника домой со стесненным сердцем, чтобы не омрачались также и сердца его жены и детей. Дайте ему немедленно то, за что он работал, на что он имеет право, чего желает его сердце. Он - муж, он - отец; он перенес тяготы работы, перенес полуденный зной, чтобы его жена и дети не пошли спать голодными. Не обманывайте же его ожиданий! Отдайте ему должное. Так прислушивается наш Бог даже к биению сердца труженика и заранее заботится о том, чтобы его желание не было напрасно. Какая благость! Какая нежная, какая внимательная, трогательная любовь! Достаточно уже вникнуть в эти законы, чтобы исполниться милосердия. Кто может читать эти слова и не быть тронутым их глубиною? Можно ли читать их и после этого легкомысленно отослать домой бедного работника, не зная, имеет ли он, чем удовлетворить свой голод и голод своей семьи?

Ничто не может так огорчать чувствительное сердце, как недостаток сострадательного отношения к бедным, столь часто встречающийся в сердце богатых. Эти последние часто способны роскошно пиршествовать, отправив из своего дома ни с чем трудолюбивого бедняка, приходившего просить ему воздать должную плату за его честный труд. Они не думают об оскорблении, которое он уносит в сердце в свою семью, чтобы поведать своим домашним о постигшей его и их неудаче. О, это ужасно! Подобное поведение отвратительно в очах Божиих и в глазах всех, более или менее вкусивших Его благость. Если мы хотим знать, что об этом думает Бог, нам следует лишь прислушаться к возгласам святого негодования: "Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа" (Иак.5,4). Господь Саваоф слышит вопль огорченного работника, надежды которого оказались обманутыми. Его нежная любовь выражается в издании нравственных постановлений, и если сердце может не растаять под действием благодатных лучей, изливающихся из этих постановлений, по крайней мере их справедливость должна была бы управлять поведением человека. Богу не угодно, чтобы права бедных оказались жестоко попранными людьми, которые, будучи пресыщены своими богатствами, сделались нечувствительными к воплю нищеты; которые, не испытывая нужды ни в чем, потеряли способность сочувствовать тем, кто вынужден проводить свои дни в утомительных работах и среди нищеты. Бедные составляют особый предмет заботливости Божией. "Он избавит нищего вопиющего и угнетенного, у которого нет помощника; будет милосерд к нищему и убогому и души убогих спасет; от коварства и насилия избавит души их, и драгоценна будет кровь их пред очами Его" (Пс.71,12-14).

Да принесет пользу нашей душе изучение этих истин, истин драгоценных и глубоко применимых в жизни! Да тронут они наше сердце, да повлияют на наше поведение! Окружающий нас мир бессердечен, и великий эгоизм живет в нас. Мы недостаточно чутки к нуждам других. Мы Склонны небрежно относиться к бедным, сами живя в полном довольстве. Мы часто забываем, что именно люди, содействующие нашей комфортной жизни, живут, быть может, в большой нищете. Подумаем об этом. Будем опасаться угнетать бедных (Ис.3,15)! Если уже законы и постановления Моисеевы насаждали сочувствие в сердца евреев по отношению к бедным, повелевая им с любовью и расположением души обращаться с сынами труда, насколько же сильнее возвещаемая Евангелием нравственность, неизмеримо более возвышенная и духовная, должна пробудить в сердце и жизни всякого христианина чувство бесконечной благотворительности по отношению к нищете, в какой бы форме она ни проявлялась!

Правда, много нужно иметь осторожности и осмотрительности, чтобы не вывести человека из почтенного, предназначенного и присущего ему положения, находящегося в зависимости от плодов честного трудолюбия. Этим мы причинили бы ему не пользу, а зло. В этом случае Вооз может послужить для нас примером. Он допустил, чтобы Руфь подбирала на поле колосья, но позаботился о том, чтобы ее работа оказалась выгодною для нее. Это очень важный и в то же время весьма простой принцип. Богу благоугодно, чтобы человек так или иначе работал, и мы идем против Его воли, вырывая одного из наших ближних из положения, зависящего от результатов его труда, чтобы перенести его в положение, зависящее от результатов случайного расположения к нему. Первое положение настолько же почтенно и высоко, насколько неустойчиво и нежелательно второе. Хлеб, заработанный честным трудом, особенно сладок; но необходимо, чтобы зарабатывающие свой хлеб получали его в достаточной мере. Человек кормит своих лошадей и заботится о них; насколько же ему необходимее заботиться о своем ближнем, работающем на него с утра понедельника до вечера субботы!

Но мне, быть может, возразят: "Этот вопрос следует рассматривать с двух сторон." Конечно, это так; и среди бедных встречается, правда, много такого, что способно иссушить источники благотворительности и искреннего участия. Многое может ожесточить сердце и закрыть дающую руку; но одно верно: лучше быть обманутым девяносто из ста раз, чем однажды отказаться помочь бедняку, действительно заслуживающему помощи. Наш Отец велит Своему солнцу восходить над злыми и добрыми и посылает Свой дождь на праведных и неправедных. Лучи, радующие сердце преданного Христу служителя, освещают и дорогу нечестивого грешника; и благодатный дождь, орошающий поле истинно верующего чада Божия, напояет влагою и межи богоненавистника. Вот образец, поставленный нам в пример: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Матф. 5,48). Только когда мы имеем пред собою образец нашего Господа, только живя силою Его благодати, мы можем жить изо дня в день, идя навстречу всем видам человеческого страдания с сострадательным сердцем и с рукою, отверзтою для добра. Лишь когда мы сами напояемся из неиссякаемого Источника Божественной любви и благости, лишь тогда мы можем неустанно облегчать нужды наших ближних, не останавливаясь пред частыми проявлениями человеческой испорченности. Наши жалкие, маленькие источники вскоре оскудели бы, если бы они не сохраняли непрерывной связи со всегда изобилующим водою живым Источником.

Устав, далее встречаемый нами, самым трогательным образом свидетельствует нам о нежной заботливости Бога Израилева: "Не злословь глухого, и пред слепым не клади ничего, чтобы преткнуться ему; бойся Бога твоего. Я Господь" (гл. 19,14). Здесь ставится преграда потоку необузданного нетерпения, которое проявляет человек по отношению к несчастным, пораженным глухотою. Нам это понятно. Нетерпеливому человеку скучно несколько раз повторять одни и те же слова, как этого требует глухота его больного ближнего. Иегова подумал и об этом и предусмотрел этот случай. И каким же путем? "Бойся Бога твоего." Когда твое терпение будет испытываться глухотою человека, с которым ты имеешь дело, помни о Господе и взирай на Него для обретения благодати, дающей силу победить необузданность твоего характера.

Вторая часть этого стиха обнаруживает унизительную для человека жестокость его человеческого естества. Положить что-либо на пути слепого - значит доказать беспримерную жестокость и коварство сердца; и, однако, человек способен и на это; иначе Бог не обращал бы к нему этого увещания. Это постановление, равно как и многие другие, имеет, несомненно, и свое духовное применение, но это не лишает его буквального смысла. Человек способен даже положить камень, заграждающий путь ближнему своему, пораженному слепотою. Таков человек! Господь, несомненно, знал, что живет в человеке, когда Он писал постановления и определял наказания за проступки в книге Левит.

Представляю читателю самому вникнуть в окончание изложенных в наших главах законов. Он увидит, что каждое постановление заключает в себе двойной урок - указание на дурные наклонности нашего природного естества, и в то же время указание на нежную заботу Иеговы о нас. [Стихи 16-17 заслуживают нашего особого внимания: "Не ходи переносчиком в народе твоем" (ст. 16). Это увещание относится к чадам Божиим всех времен. Переносчик наносит неисчислимое зло. Верно говорится о нем, что он причиняет вред троим - самому себе, тому, кто его слушает, и тому, на кого он клевещет. Это непосредственные результаты несдержанности его языка, не говоря уже о множестве косвенных последствий его поведения. Будем тщательно остерегать себя от этого греха. Клевета да не оскверняет никогда наших уст; да не будем мы также никогда прислушиваться к клевете. Мы должны с неумолимой решительностью отвращаться от злого языка, о котором говорится: "Северный ветер производит дождь, а тайный язык - недовольные лица" (Пр.25,23). В 17-м стихе мы видим, чем мы должны заменять клевету: "Обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха." Вместо того, чтобы говорить другому зло на своего ближнего, я призван идти лично к нему и обличить его, если есть, в чем его обличать. Таково действие Божие. Сатана же действует чрез посредство клеветы.]

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА - ИНДЕКС БИБЛИИ И ПОИСК