Тем не менее, хотя и вынужденный говорить о самом себе, апостол хвалится только немощью своей. И он был вне своего естественного дела. Его прошлая жизнь раскрывается перед его глазами. Коринфяне заставили его задуматься о том, что он оставил позади. Закончив свои объяснения, он заявил, что будет хвалиться только своими немощами, но было одно обстоятельство, которое еще пришло ему на ум. Ничто не может естественнее, проще, чем все эти сообщения. Должен ли он хвалиться? Это совершенно ему не полезно. Он хотел бы прийти к тому, чем человек - как человек во плоти - не мог бы хвалиться. Это была возвышенная сила Божья, в которой человек не принимал участия. Он говорил о человеке во Христе - такой человек был восхищен до третьего неба, в рай; в теле или вне тела - он не знал этого. Тело в этом не участвовало. Вот таким человеком он мог хвалиться.

То, что возвышало его на земле, он отставил бы в сторону. То, что возносило его на небеса - что предоставляло ему там удел - то, что он был "во Христе" - это и было его славой, радостью его сердца, уделом, которым бы он охотно хвалился. Счастливый человек! Его удел во Христе был таковым, и, думая об этом, он желает забыть все, что могло возвысить его как человека; как он говорит к своей надежде, "чтобы приобресть Христа". Человек, тело, не имеют участия в силе, испытав которую, он должен был быть восхищен на небеса; вот таким человеком он бы хвалился. Там, где Бог и его слава являются всем, отделенный от своего тела, относительно какого-либо осознания пребывания в нем, он слышал такое, что не могли постичь люди в теле, и что не подходило для того, чтобы об этом говорил смертный человек, то, что образ жизни человека в теле не мог допустить. Эти вещи произвели на апостола самое глубокое впечатление; они укрепили его для служения; но он не мог представить их доступным для человека на земле, образом.

Однако с этой великолепной благодатью, явленной апостолу, связано много практических уроков. Я говорю "великолепной", потому что и в самом деле чувствуется, какое это должно быть служение, чья сила, чей способ видения и суждения, были представлены с такого положения. Какой чрезвычайной миссией это было для апостола! Но он имел ее в земном сосуде. Ничто не исправит плоти. Возвращаясь к осознанию своего человеческого существования на земле, плоть апостола хотела бы воспользоваться преимуществом благодати, которой он наслаждался, чтобы возвысить себя в своих собственных глазах, чтобы сказать: "Никого не было на третьем небе кроме тебя, Павел". Быть рядом с Богом в славе, словно вне тела, - это не превозносит. Все есть Христос и Христос есть все: собственное забыто. Быть здесь - это совсем другое. Присутствие Бога дает нам почувствовать нашу ничтожность. Плоть не может воспользоваться нашим пребыванием в ней, когда нас больше здесь нет. Ведь что такое человек? Но Бог бдителен; в своей милости Он предусматривал опасность для своего бедного слуги. Взятие его на четвертое небо, так сказать, лишь увеличило бы опасность. Не существует способа исправления плоти, присутствие Бога заставляет ее замолчать. Она хвалится этим, как только она выходит из этого присутствия. Чтобы ходить в безопасности, ее нужно сдерживать. Мы должны признать ее мертвой; но часто необходимо ее обуздывать, чтобы сердце не было отвлечено ею от Бога и чтобы она не могла препятствовать нашему хождению или извратить нашего свидетельства. Павлу дано жало в плоть, чтобы он не превозносился чрезвычайностью данных ему откровений. Мы знаем из послания Галатам, что было что-то такое, что могло опорочить его благовествование - весьма понятное противодействие этим заключительным откровениям.

Бог предоставил это дело сатане, как Он уже использовал его для уничижения Иова. Какими бы милостями мы ни были одарены, мы должны пройти через обычные испытания нашей веры, в которой сердце только тогда ходит в безопасности, когда плоть обуздана и, таким образом, практически сведена в ничто, чтобы мы не осознавали ее, как действующую в нас, когда мы желаем быть полностью предоставленными Богу и думать о нем и с ним по мере наших сил.

Трижды (подобно Господу относительно чаши, которую Он должен был испить) апостол просит его вынуть это жало; но божественная жизнь состоит в отказе от самого себя, и - какими бы несовершенными мы ни были - это отказ на практике от того (с точки зрения нашего положения во Христе), от чего мы поистине отказались, что создано нашим сознанием об унизительной непригодности этой плоти, которую мы любим удовлетворять, к присутствию Бога и служению которому мы призваны. Какое счастье для нас, когда это осуществляется предотвращением, а не унижением в грехопадении, как это было в случае с Петром! Разница очень проста. Там это была самоуверенность, сочетающаяся со своеволием, несмотря на предупреждения Господа. Здесь, хотя все еще присутствовала плоть, причиной были откровения, сделанные Павлу. Если мы изучаем склонности плоти в присутствии Бога, мы смиряем ее и тем самым избегаем уничижения. Но в общем (и мы можем сказать в некоторых отношениях ко всем) нам приходится испытывать откровения, возвышающие нас к Богу, каковы бы ни были рамки этих откровений и нам приходится испытывать то, чем является сосуд, в котором они содержатся через боль, которую нам дает ощущение того, чем это является - я не говорю: через грехопадение.

Бог в своем управлении знает, как объединить страдания для Христа и наказания плоти при одних и тех же обстоятельствах; и это объясняется в послании Евреям.12,1-11. Апостол проповедовал: если он был презираем в своем проповедовании, то что он страдал, было действительно для Господа, тем не менее, то же самое наказывало плоть и препятствовало апостолу гордиться собой из-за откровений, которыми он наслаждался и из-за происходящей из этого силы, с которой он раскрывал истину. Пред лицом Божьим, на третьем небе, он действительно чувствовал, что человек - ничто, а Христос - все. Он должен был обрести практический опыт этого на земле. Плоть должна быть уничтожена там, где она еще не усмирена, через осознание зла, которое заключено в ней, и должна сознательно смириться в личном опыте того, кому она принадлежит. И чем же была плоть Павла, которая только мешала ему в его деле, уводя его от Бога, как не причиняющим боль спутником в его деле? И подавление плоти было самым подходящим испытанием сердца.

Обратите внимание на благословенное положение апостола, восхищенного на третье небо. Он мог хвалиться в подобном положении, потому что сам находился в недоумении относительно того, с чем он имел отношения. Но он не только не хвалился этим, но даже и не говорил "во мне". Его самость совершенно исчезла из виду в наслаждении тем, чего не мог выразить человек, когда он возвратился к осознанию себя. И он хвалился бы в таком положении; но он не стал бы хвалиться собой, рассматриваемый во плоти, разве что своими немощами. С другой стороны, не унизительно ли думать, что он, наслаждаясь таким возвышением, должен был пройти через болезненное осознание того, что есть плоть, нечестивая, презренная и эгоистичная?

Заметьте также разницу между Христом и любым другим человеком. Христос мог быть на горе в славе с Моисеем и принадлежать самому Отцу как его Сын; и Он может полностью раскрыть себя в присутствии сатаны и толпы; но, хотя обстоятельства различны, Он одинаково совершенен везде. Мы читаем о любви в апостолах, и особенно в Павле; мы читаем о делах, как сказал Иисус, более великих, чем его собственные; мы читаем об испытаниях сердца и удивительных высотах благодати; словом, мы видим величественную силу, проявившуюся благодаря Святому Духу в этом чрезвычайно преданном слуге Господа; но мы не находим беспристрастности, которая была во Христе. Он был сыном человека, пребывающим на небесах. Такие, как Павел, являются струнами, на которых играет Бог и с помощью которых Он извлекает чудесную музыку; и Христос есть сама музыка.

И, наконец, смирение необходимо также для того, чтобы превратить упрямую плоть в ничто, ту плоть, которая использована Христом, чтобы показать его силу в ней. Смиренные, мы познаем нашу зависимость. Все, что от нас, все, что образует нашу самость, является препятствием; немощность есть то, в чем плоть низвергается, в чем осознается слабость. Сила Христа отражена в немощи. Это общий принцип; и крест был слабостью. Смерть противоположна силе человека. Тем не менее, именно в этом проявилась сила Христа. В этом Он осуществил свое славное дело спасения.

Когда речь идет о немощи, то предметом является не грех во плоти, но то, что противоположно силе человека. Христос ни на мгновение не опирался на человеческую силу; Он жил благодаря Отцу, который послал его. В нем проявлялась только сила Святого Духа. Павлу необходимо было иметь плоть, превращенную в слабость, чтобы в ней не могло быть побуждения греха, который так естественен для плоти. Когда плоть была действительно превращена в ничто, то Христос мог проявить в ней свою силу. Эта сила имела истинный характер. Это всегда является ее сущностью - сила достигает совершенства в немощи. Благословенный апостол мог хвалиться в человеке во Христе на небесах, наслаждаясь всем этим блаженством, этими чудесными вещами, которые изгоняли его самость, так они превосходили над всем тем, чем являемся мы. Наслаждаясь ими, он не осознавал существования своего тела. Когда он вновь стал его осознавать, то услышанное им не могло быть переведено в слова теми способами, которые были доступны плоти, в слова, которые могли воспринять.

Он хвалился в таком человеке во Христе на небесах. Здесь, на земле, он хвалился только в самом Христе и в той немощи, которая дала возможность силе Христовой покоиться в нем и которая была проявлением того, что от Христа, ибо Христос сделал его сосудом для открытия этой силы. Но все это было осуществлено через болезненный опыт. Первым был человек во Христе, второй - сила Христа, пребывающая в человеке. Что касается первого, то человек относительно плоти есть ничто, а что касается второго, то плоть осуждена и низложена - обращена в слабость, чтобы мы могли познавать и чтобы могла быть показана сила Христова. Это стимул для нас, невыразимый источник служения на небесах. Сила начинает действовать в смиренном человеке, когда он является в этот мир, когда человек превращен в ничто - его истинная ценность в божественном; и Христос раскрывает в нем ту силу, которая не может сочетаться с силой человека и никоим образом не зависит от нас. Если орудие было слабо, как они, якобы, считали, то воздействующая сила должны быть не силой орудия, а силой Христа.

Итак, если в начале послания мы прочитали об истинных характерных чертах служения в связи с целями, которые придавали ему подобный характер, то здесь мы видим его практическую силу и источник этой силы в связи с сосудом, в котором было размещено свидетельство, способ, которым осуществлялось это служение, связывающее смертного человека с невыразимыми источниками, из которых оно исходило, и с живой действенной силой Христа; так что человек был способен к служению, и он не должен исполнять служение по силе своей плоти - это тем более невозможно само по себе {Эта глава чрезвычайно поразительна. Мы видим христиан в их высшем и низшем положении - на третьем небе и в самой пучине греха. В первом случае, человеком во Христе (это справедливо относительно положения, если не понимания, нас всех) апостол хвалится, и мы правильно поступаем, если хвалимся этим - то есть, человеком во Христе. А что касается того, чем он является в себе, он должен быть полностью уничтожен. Но силой является ни похвала в человеке во Христе, ни его уничижение плоти; последнее есть дорога к этому; и лишь затем, когда он есть ничто, в нем проявляется сила Христова, обитающая в нем, и при этом у него появляется сила в служении; человек во Христе на своем месте - если человек во Христе и его сила в нем, то у него есть сила, чтобы служить. Таким образом, мы имеем высочайшее постижение Духа, самое низкое падение во плоти и способ превращения плоти в ничто; сила Христова, пребывающая с нами, - реальная сила, пока мы живем в теле. Но будет и чувство слабости, отсутствие соответствия между тем, чем мы являемся как земные сосуды, и чему мы служим и наслаждаемся. Это не то, что является злом, а земные сосуды, в которых находятся сокровища}.

Итак, апостол хвалился в своих страданиях и унижении. Он был вынужден говорить как неразумный; те, кто должен был сам провозглашать величие его служения, вынудили его сделать это. И им были даны самые поразительные доказательства апостольского служения. Если в чем-то они и были позади других собраний относительно доказательств его апостольства, то лишь в том, что они ничем не способствовали его служению. Он собирался прийти снова. Это доказательство все еще отсутствовало. Он не пощадил бы себя за них, как добрый отец, хотя чем больше он любил, тем меньше его любили. Разве они могут сказать, что он не соблюдал приличия, не беря ничего для себя, и что он знал, как обезопасить себя, используя Тита, чтобы получить от них? Подобного не было. Они прекрасно знали, что Тит ходил среди них в том же духе, что и апостол. Прискорбно, когда тому, кто выше этих низких побуждений и способов осуждения и уважения, исполненный этих божественных и славных влияний Христа, когда такой человек вынужден приходить к тому, что занимает эгоистичные сердца людей, с которыми ему приходится иметь дело - сердца, которые находятся на том же уровне с побуждениями, которые вдохновляют и управляют миром, окружающем их! Но любовь должна вынести все и должна думать за других, если нельзя думать с ними, или они не способны думать сами по себе.

Оправдывался ли апостол перед коринфянами за свое поведение? Он говорил пред Богом во Христе; только опасался, что когда он прийдет, то обнаружит, что из тех, кто исповедовал имя Христово, уподобятся беззакониям мира, которые окружали их; и что он будет унижен среди них, и ему придется оплакивать многих, кто уже согрешил и не покаялся в своих прегрешениях.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА - ИНДЕКС БИБЛИИ И ПОИСК