Поэтому здесь ясно представлены соответствующее положение иудея (даже если он был религиозен) до пришествия Христа и положение верующего иудея или язычника по пришествии Христа; и в начале главы 4 апостол подводит итог тому, что он сказал. Он сравнивает верующего до пришествия Христа с ребенком в детстве, у которого нет прямых отношений со своим отцом, и что касается его помыслов, то он получает от своего отца повеления, не осмысливая их, как воспринимал бы их раб. Он находился под влиянием опекуна до времени, назначенного отцом. Таким образом, иудеи, хотя и являлись наследниками обетования, находились не в связи с Отцом и его замыслами во Христе, но пребывали под влиянием принципов, принадлежащих современному миропорядку, который, однако, является извращенным и падшим творением. Их жизнь была предопределена Богом в этой системе, но не выходила за ее рамки. Мы говорим о системе, которой они руководствовались, и какой бы божественный свет они ни получали время от времени, чтобы раскрыть им небеса, чтобы ободрить их в надежде, тем не менее, мировоззрение, под влиянием которого они находились, затемняло его. И под законом они как наследники все еще находились в рабстве. Но когда настало время, Бог послал своего Сына - это деяние, основанное на его исключительной благости для осуществления его извечных замыслов и для проявления всей его природы. Именно Бог сделал это. Это Он действовал. Закон же требовал, чтобы действовал человек, и это показывало, что человек был совсем не тем, кем он должен был быть соответственно закону. И Сын Бога пришел от Бога. Он не требует ничего. Он показан в мире в отношениях с людьми, как человек, родившийся от женщины, и как человек под законом.

Если грех и смерть пришли через женщину, то Христос вошел в мир тоже через женщину. Если через закон человек находится под наказанием, то и Христос ставит себя под закон. Он стоит между этими двумя принципами, под влиянием которых находился человек; Он занимает его в благодати без греха, но с ответственностью, которую лишь Он осуществил. И все же цель его миссии заходила гораздо дальше, чем проявление в его личности человека без греха среди окружающего зла, человека, имеющего познание добра и зла. Он пришел, чтобы искупить тех, кто находился под законом, чтобы верующие (пусть они таковы, какие они есть) могли получить усыновление. То, что верующим язычникам было позволено разделить усыновление, было доказано благодаря посланию Духа, который заставил их воскликнуть: "Авва, Отче!" Так как они являются сыновьями, то Бог послал в их сердца Дух Сына своего, так же, как и в сердца иудеев, без различия. Язычник, чужой для дома, и иудей, который остался рабом, каждый обрел положение сына в прямой связи с Отцом (отношения, силой и свидетелем которых был Святой Дух) вследствие искупления, совершенного ради них Сыном; и иудей нуждался в искуплении так же, как и язычники в своих грехах. Но его воздействие было таковым, что верующий не был уже рабом, а был сыном, и если он сын, то значит и наследник Бога через Христа. До этого язычники находились в рабстве не у закона, а у того, что по своей природе было не от Бога. Они не знали Бога и были рабами всего, что претендовало быть именем Бога, чтобы ослепить сердце человека, отвернувшегося от того, кто являлся истинным Богом, и от его познания.

Но что же теперь делали эти язычники, став христианами? Они хотели вновь стать рабами немощного, вещественного начала и плотского, которому раньше они уже подчинились; это те вещи, из которых плотский человек мог создать свою религию без единой нравственной или духовной мысли и которые превращали надлежащую Богу славу во внешние ритуалы, которые неверующий или не знающий Бога язычник мог назвать своей религией и хвалиться в ней.

Как образы, которые Бог использовал, чтобы заранее принести свидетельство об истинах во Христе, они имели свою истинную ценность. Бог знал, как примирить использование этих образов, которые нужны вере, с религиозной системой, которая проверяла человека во плоти, и служила ответом на вопрос, мог ли человек устоять пред Богом и служить ему. Но возвращаться к обрядам, созданным для человека во плоти тогда как Бог показал человеку его неспособность стать праведным пред ним, когда выявилась сущность этих теней,- значит, возвращаться к положению человека во плоти и принимать это положение без повеления Бога, которое бы освещало это. Это значило возвращаться к принципам идолопоклонства, то есть к плотской религии, созданной человеком без получения на то власти от Бога, которая никак не приводила человека в связь с ним. Ибо вещи, совершенные во плоти человека, не имели таких последствий. "Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы". Именно это делали язычники в своей человеческой религии. Иудаизм был человеческой религией, предопределенной Богом, но возвращаясь к этому, когда обряды Бога утратили свое значение, они возвращались к язычеству, из которого они были отозваны, чтобы участвовать с Христом в божественном.

Пожалуй, нет ничего более поразительного, чем определение того, чем стали ритуалы после креста. Это просто язычество, возвращение к религии человека, когда Бог полностью явлен: "Боюсь за вас, - говорит апостол, - не напрасно ли я трудился у вас". А они упрекали апостола в том, что он не является верным иудеем соответственно закону, освобождая себя от его власти. "Будьте как я, - говорит он, - потому что и я, как вы" (а именно: свободны от закона). Говоря так, вы ничем не причинили мне вреда. Угодно Богу, чтобы вы были такими! И затем он напоминает о жале в его плоти. Это обстоятельство служило тому, чтобы сделать его презренным в своем служении. Тем не менее, они приняли его как ангела Бога, как Иисуса Христа. Что же стало с этим благословением? Стал ли он их врагом, потому что сказал им правду? Рвение было похвально, но если бы оно имело верную цель, они упорствовали бы в своем рвении, а не только показывали его, когда он был с ними. Эти новые учителя были очень ревностны, чтобы иметь галатов своими сторонниками и отстранить их от апостола, чтобы привлечь их к себе. И он трудился вновь в муках рождения, чтобы Христос вновь родился в их сердцах, - трогательное свидетельство силы его христианской любви. По своему характеру это была божественная любовь, она не была ослаблена разочарованием неблагодарности, потому что ее источником была не привлекательность ее объектов. Моисей сказал: "Разве я носил во чреве народ сей..?" Павел готов испытать с ними муки рождения во второй раз.

Он не знает, что сказать. Он хотел бы быть вместе с ними, чтобы видеть, как принимают его слова, ибо они действительно потеряли христианскую основу. Слушают ли они закон, желая быть под законом? В этом они могли видеть два завета: в образе Агари и Сарры - образ закона, рождающего рабство, и образ благодати, порождающей свободу; более того, фактическое лишение ребенка, рожденного в рабстве, наследства. Оба не могут быть соединены, одно исключает другое. Несвободный ребенок был рожден по плоти, а свободный - по обетованию. Ибо закон и завет Синая были связаны с человеком во плоти. Основой отношений человека с Богом по закону (если такие отношения были возможны) были отношения, созданные между человеком во плоти и праведностью Бога. Что касается человека, то закон и обряды были лишь рабством. Они были направлены на то, чтобы обуздать волю, не изменяя ее. И очень важно понимать, что человек под законом - это человек во плоти. Родившись вновь, умерев и воскреснув, он больше не находится под законом, который имеет власть над человеком, когда он живет на земле. Следует читать: "А вышний Иерусалим ... матерь нам", а не "матерь всем нам". Вышний Иерусалим противостоит Иерусалиму на земле, который в своей основе соответствовал Синаю. И заметьте, что апостол здесь говорит не о нарушении закона, а о его основе. Сам закон ставит человека в рабское положение. Оно вменяется человеку во плоти, который противостоит ему. Поскольку он был своеволен, то закон и воля находятся в противоречии. Своеволие - это не послушание.

Стих 27 для некоторых представляет трудность, потому что он в основном связывается в Агарью и Саррой. Но это отдельная мысль, представленная идеей вышнего Иерусалима. Этот стих является цитатой из Ис. 54, отмечающий веселие и прославление земного Иерусалима в начале тысячелетия. Апостол цитирует его, чтобы показать, что Иерусалим имел больше детей во время своего одиночества, чем когда имел мужа. В этом тысячелетии Сущий будет мужем. Он был таковым до этого. В настоящее время Иерусалим одинок, он не обременен. Тем не менее, было больше детей, чем после того, как заключен брак. Таковы были удивительные пути Божьи. Все христиане признаны детьми Иерусалима, когда земля вновь вступит на свой путь, но детьми Иерусалима без мужа и одинокого. Сарра была не без мужа. В этом - иной образ мыслей. Без мужа и одинок (точнее говоря, никого не было), Иерусалим имел больше детей, чем в лучшие свои дни сейчас, когда Сущий является мужем. Ибо относительно обетования евангелие исходило от Иерусалима. Собрание не от обетования. Это было замыслом, сокрытом в Боге, о котором обетования никогда не говорили. Его положение сейчас более высокое, но на эти высоты не заходят наставления апостола. И мы также являемся детьми обетования, а не плоти. И мир Бога отвергает дитя рабыни, рожденное по плоти, чтобы он не мог быть наследником с чадом обетования. Что касается нас, то мы - дети обетования.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА - ИНДЕКС БИБЛИИ И ПОИСК