Рассмотрев жертвы "приятного благоухания Господу", мы подходим теперь к "жертвам за грех". Было два вида жертв этого рода: жертвы за грех и жертвы повинности. К первым относились три вида жертв: прежде всего жертва за "священника помазанного" и жертва за "все общество". Обе этих жертвы сходны по своему уставу и сопровождавшим их обрядам (сравн. стихи 3-12 со стихами 13-21). За кого бы эта жертва ни приносилась - за представителя общества или за само общество, последствия ее были одни и те же. Как в том, так и в другом случае были обязательны три условия: святилище Божие среди общества, благоговейное поклонение Богу всего общества и сокрушение совести согрешившего. Ввиду того, что все эти три условия были в зависимости от крови, в первой из этих жертв за грех, кровь, мы видим, применялась трояко. Ею семь раз совершалось кропление пред Господом, "пред завесою святилища". Это устанавливало отношения Иеговы с народом и Его жилище среди него. Далее мы читаем: "И возложит священник крови тельца пред Господом на роги жертвенника благовонных курений, который в скинии собрания" (ст. 7). Это делало возможным поклонение Богу всего общества. Возложение крови на "золотой жертвенник" было истинным основанием служения израильтян Богу; дым фимиама и его благоухание теперь могли постоянно возноситься к Богу. Наконец: "А остальную кровь тельца выльет к подножию жертвенника всесожжения, который у входа скинии собрания." Здесь мы видим восполнение нужд совести каждого человека в отдельности, потому что всякий имел доступ к медному жертвеннику. Это было место, на котором Бог встречал грешника.

В двух других видах этой жертвы за какого-либо "начальника" или кого-либо "из народа" речь шла о совести отдельной личности, потому кровь там применялась одним способом. Она вся "выливалась к подножию жертвенника всесожжения" (сравн. ст. 7 со ст. 25,30). Во всем этом сквозит Божественная определенность, требующая всего внимания со стороны читателя, если он желает усвоить чудесные подробности этого прообраза.

[Между жертвою за грех "начальника" и жертвою за кого-либо "из народа" разница заключается в том, что в первом случае в жертву приносилось животное "мужского пола", а во втором - животное "женского пола". Грех одного из начальствующих мог, конечно, иметь более пагубное последствие, чем грех заурядного человека из народа: потому требовалось особенно могущественное применение жертвенной крови. В 5-й гл. в 13-м ст. мы встретим случаи, требовавшие еще более слабого применения жертвы за грех - случаи произнесения проклятия или прикосновения к чему-либо нечистому; тогда в жертву за грех допускалось приносить даже "десятую часть ефы пшеничной муки" (см. гл. 5,11-13). Какая разница в принесении в жертву за грех начальника козла и в жертве горсти муки неимущего человека! И, однако, и в том, и в другом случае сказано одно и то же слово: "И прощено будет ему."

Читатель легко заметит, что гл. 5,1-13 составляет часть 4-й главы. Обе они говорят об одном и том же и заключают в себе учение о жертве за грех во всех ее применениях, начиная с козла и кончая горстью муки. Каждый вид жертв обозначается словами: "И сказал Господь Моисею, говоря." Главы, относящиеся к описанию жертв приятного благоухания (гл. 1-3), начинаются словами: "И воззвал Господь к Моисею." Эти вступительные слова далее не встречаются до гл. 4,1, где они обозначают жертвы за грех. Далее мы находим их в гл. 5,14, где они вводят нас в описание жертв за преступление или ошибку "против посвященного Господу"; еще мы находим их в гл. 6,1, и здесь они вводят нас в описание жертв за преступления, совершенные против ближнего.

Удивительная простота сказывается в этом распределении жертв. Что же касается различных степеней жертв разного порядка, что бы в жертву ни приносилось, - будет ли то "козел", "агнец", "коза", "птица" или "горсть муки" - все это является различными применениями одной и той же великой истины.]

Действие греха отдельной личности сказывалось только на совести этого лица. Грехи одного из "начальников" или "кого-либо из народа" не могут оказать воздействия на "жертвенник благовонного курения", место служения священнослужителя. Не мог он также достичь и "завесы святилища" - священного предела жилища Божия среди народа Господня. Это заслуживает внимательного рассмотрения. Мы никогда не должны поднимать вопрос о грехе или падении отдельных личностей в месте, предназначенном для общественного богослужения. Этот вопрос должен быть разрешен там, где каждому из нас открыт доступ к Богу. Многие погрешают в этом отношении. Они приходят в места священного поклонения Богу с совестью, омраченною грехом; этим они ослабляют и нарушают гармонию духовного общественного служения Богу. Следовало бы тщательно наблюдать за этим и остерегаться этого. Приходится постоянно бодрствовать, чтобы наша душа всегда пребывала во свете. При наших падениях - увы! - часто повторяющихся в нашей жизни, прежде всего будем иметь дело с Богом наедине, втайне, с тем, чтобы не нарушить истинного богослужения, не расстроить духовного настроения молящихся, и чтобы истинное положение собравшихся было ясно явлено всякой душе.

Отметив все три степени жертвы за грех, теперь рассмотрим основные принципы первой из них. Делая это, мы составим себе более или менее ясное представление о принципах и остальных видах этой жертвы. Но прежде чем приступить к этому изучению, мне хочется обратить особое внимание моих читателей на очень важный пункт, изложенный в Лев.4,2. Там говорится: "Если какая душа согрешит по ошибке"... Это одна из драгоценнейших истин, связанных с искуплением, совершенным Господом Иисусом Христом. Углубляясь в созерцание этого искупления, мы находим в нем нечто гораздо большее, чем простое удовлетворение совести, как бы утонченно чутка эта совесть ни была. Мы имеем еще и преимущество видеть в нем подвиг, полностью удовлетворивший все требования Божественной святости, Божественной правды, Божественного величия. Святость жилища Божия и основание общения Бога с Его народом никогда не могли руководствоваться уровнем человеческой совести, как бы высок этот уровень ни был. Человеческая совесть упустила бы из виду очень многое; многое ускользнуло бы от человеческой прозорливости; человеческое сердце допустило бы многое, чего не потерпел бы Бог; все это встало бы между человеком и Богом, мешало бы подойти человеку к Богу и служить Ему. Вот почему, если бы искупление Христово применялось только к грехам, которые человек может понять и осознать, мы были бы удалены от истинного источника мира. Мы должны понять, что грех был искуплен согласно правосудию Божию, что требования Господня престола получили полное удовлетворение, что грех, рассмотренный в свете непоколебимой святости Божией, был божественно осужден. Вот что дает прочный мир душе. Как за грехи, совершенные по ошибке и по неведению, так и за сознательные грехи верующего Христом внесен полный выкуп. Согласно оценке Божией, жертва Христова становится основанием усыновления и общения верующей души с Богом.

Ясное понимание этого факта имеет для нас большое значение. Только усвоив себе эту сторону искупления, мы сможем иметь непоколебимый мир в сердце; только это даст нам понять всю широту и полноту дела Христова, понять истинный характер связанного с ним отношения к Богу. Бог знал, что необходимо для того, чтобы человек мог устоять в Его присутствии; и все нужное для этого совершилось на кресте. Никогда нельзя было бы создать общение между Богом и человеком, если бы Бог не покончил с грехом путем, избранным Им Самим; потому что, если бы даже человеческая совесть и получила удовлетворение, человек всегда бы, сомневаясь, спрашивал себя: "Удовлетворен ли Бог?" И при каждом отрицательном ответе на этот вопрос общение прекращалось бы. [Мне особенно важно упомянуть здесь, что речь идет все время только об искуплении. Христианин, конечно, знает, что для непрерывного общения с Богом необходимо иметь "Божественное естество". Для приближения к Богу мне необходимо иметь не только право на это, но и обновленную "природу", способную желать этого приближения. Душа, "верующая во имя Единородного Сына Божия", имеет и то, и другое (см. Иоан.1,12-13; 3,36; 5,24; 20,31; 1Иоан.5,11-13).] Сердце постоянно ставило бы себе на вид, что в мелочах нашей жизни обнаруживается многое, несовместимое со святостью Божией. Правда, большую часть этих грехов мы совершаем "по ошибке", но это не изменяет отношения к ним Святого Бога, потому что Ему все известно. Отсюда возникли бы сомнения, опасения, постоянный страх. Все это Бог уничтожает сознанием факта, что грех был искуплен не по "неведению нашему, но по всеведению Божию". Эта уверенность дает великий покой душе и совести. Все требования Божий относительно нас были удовлетворены совершенным Им делом. Сам Бог нашел это средство удовлетворения, и потому чем более духовной чуткости производит в совести верующего Дух Святой чрез посредство Слова Божия, чем более обновленный дух человека постигает, что именно приличествует святилищу Божию, чем более он чувствует, что несовместимо с присутствием Божиим, тем более он проникается сознанием ясности, глубины, силы и великого значения этой жертвы за грех; эта жертва не только отвечает всем тончайшим запросам человеческой совести, но и идет навстречу всем требованиям Божественной святости.

Ничто так не убеждает человека в его неспособности иметь верное представление о грехе, как факт существования "грехов неведения". Как он может иметь суждение о том, чего сам не знает? Как он может управлять по своему усмотрению тем, что даже никогда не вмещалось в рамки его совести? Это совершенно невозможно. Неведение человека относительно пребывания в нем греха показывает его полную неспособность освободиться от греха. Если он не знает греха в себе, как он может от него освободиться? Никак не может. Он так же слаб, как и невежественен. И это еще не все. Сам факт существования "греха по незнанию" или "греха неведения" как нельзя более ясно доказывает всю неуверенность, сопровождающую всякую нашу попытку решения вопроса о грехе, который неприложим к пониманию более высокому, чем то, которое может изойти из самой совершенной человеческой совести. Подобное основание не дает прочного мира. Всегда остается тягостное опасение, что, несмотря на все это, зло продолжает существовать. Если сердце не приведено в состояние продолжительного покоя свидетельством Священного Писания, что неизменные права Божественного правосудия получили свое удовлетворение, всегда будет существовать чувство внутреннего беспокойства; всякое же чувство этого рода мешает нашему служению Богу, нашему общению и нашему свидетельству. Если я еще не покончил с вопросом о грехе, я не могу славить Бога, не могу наслаждаться общением с Ним и с народом Его, не могу быть также верным и благословенным свидетелем Христовым. Надо, чтобы сердце было в покое пред Богом; лишь тогда мы можем поклоняться Ему "в духе и истине". Если грех тяготит мою совесть, сердце должно быть исполнено страха; сердце же, исполненное страха, не может пребывать в проникновенном благоволении. Истинно и благоугодно Богу может служить Ему лишь сердце, исполненное тихого и святого покоя, даруемого кровью Христовой. На том же принципе держатся и наше общение с народом Божиим, наше служение и свидетельство среди людей. Все должно покоиться на основании устойчивого мира; мир же этот истекает из полностью очищенной совести, а очищенная совесть дается сознанием полного прощения грехов, как ведомых, так и неведомых.

Сопоставим теперь жертву за грех с жертвою всесожжения; эти жертвы представляют собою две стороны Личности Господа Иисуса Христа, нимало не имеющие между собою сходства. Но несмотря на эту разницу, это все тот же Христос; поэтому как в том, так и в другом случае жертва была "без порока". Это вполне естественно. С какой бы стороны мы ни углублялись в созерцание Господа Иисуса, это все тот же Святой Божий, совершенный, чистый, непорочный. Хотя в неизмеримой благости Своей Он соблаговолил взять на Себя грех народа Своего, Он и тогда был Христом совершенным и непорочным; только нечестие, внушенное самим дьяволом, могло бы воспользоваться глубиной Его уничижения, чтобы затмить личную славу Того, Кто добровольно так унизил Себя. Высшее совершенство, неизменная чистота и Божественная слава нашего Возлюбленного Господа всецело проявляются как в жертве за грех, так и в жертве всесожжения. В каком бы виде Христос нам ни представлялся, каково бы ни было Его служение, какое бы дело Он ни совершал, с какой бы стороны мы Его ни созерцали, мы всюду видим Божественный блеск Его личной славы.

Что Один и тот же Христос изображен как в жертве всесожжения, так и в жертве за грех, видно из того, что не только в этих двух случаях жертва была "без порока", но и в "законе о жертве за грех" мы читаем: "Вот закон о жертве за грех. Жертва за грех должна быть закалаема пред Господом на том месте, где закалывается всесожжение. Это великая святыня" (Лев.6,25). Обе эти прообразные тени относятся к одной и той же великой Личности, являя, однако, две совершенно разные стороны Ее дела В жертве всесожжения Христос удовлетворяет требования сердца Божия; в жертве за грех Он идет навстречу глубочайшим запросам души человеческой. Одна представляет нам Христа творящим волю Божию; вторая изображает Его нам берущим на Себя грех человека. В первой мы познаем цену жертвы; во второй убеждаемся в гнусности греха. Вот что следует вообще сказать о двух этих жертвах. Подробное их изучение только все более и более подтвердит изложенное нами учение об этих жертвах.

При изучении жертвы всесожжения мы прежде всего видели, что это была добровольная жертва. "Кто из вас хочет принести..." (Лев.1,2). [Некоторые скажут, быть может, что выражение "хочет" относится не к жертве, а к ее приносителю, но это нисколько не противоречит вышеизложенному нами учению о жертве, основанному на том, что при описании жертвы всесожжения употреблено в Слове Божием слово, выпущенное при обозначении жертвы за грех. Отнесем ли мы это слово к человеку, приносившему эту жертву, отнесем ли его к самой жертве - оно устанавливает разницу между этими двумя жертвами.] В жертве за грех нет речи о добровольном выборе или желании; этого и следовало ожидать. Это полностью соответствует задаче Духа Святого представить жертву всесожжения жертвою добровольною. Пищей и питьем Христа было творение воли Божией, какова бы эта воля ни была. Он даже никогда не подумал, что содержит в себе чаша, которую Ему дал испить Отец. Ему было достаточно знать, что она Ему приготовлена Отцом. Таков был Господь Иисус, представленный в прообразе жертвы всесожжения. В жертве за грех между тем открывается совершенно другая сторона истины. Этот прообраз являет нам не Христа, по Своему собственному желанию исполняющего волю Божию, а Христа, подъявшего на Себе нечто ужасное, именуемое грехом; Христа, переносящего все страшные последствия греха, самым ужасным из которых было сокрытие от Него лица Божия. Выражения: "добровольно", "хочет", не соответствовали бы здесь цели, которой задается Дух Святой в жертве за грех. Они настолько же были бы неуместны здесь, насколько они божественно гармонируют с описанием жертвы всесожжения. Присутствие и отсутствие этих выражений одинаково божественны, и то, и другое свидетельствует о полной и божественной определенности прообразов книги Левит.

Только что рассмотренная нами разница объясняет или, скорее, примиряет между собою разногласие двух изречений нашего Господа. В первом случае Он говорит: "Неужели мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?" Во втором же: "Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня!" (Иоан.18,11. - Лук.22,42). Первое из этих изречений было полным осуществлением слов, с которыми Он выступил на Свое служение: "Се, иду исполнить волю твою, Боже Мой!" Оно также представляет нам Христа жертвою всесожжения. Второй возглас Христа относится ко времени, когда Он видел в Себе жертву за грех. Дальше мы увидим, какое это было положение, и что Его ожидало при этом; но для нас интересно и важно видеть учение об этих двух жертвах как бы заключенным в факте, отмеченном одним словом в одной жертве и пропущенном при описании другой жертвы. Если в жертве всесожжения мы видим полную готовность сердца, с которой Христос отдал Свою жизнь на выполнение воли Божией, в жертве за грех мы видим, с какой полной покорностью Он взял на Себя все последствия греха человека. Он с радостью творил волю Божию; Он боялся хотя бы на минуту лишиться присутствия благословенного света лица Божия. Ни одна жертва в отдельности не могла представить эти две стороны Христа. Мы имели нужду в прообразе, являющем нам Того, Кто радостно творил волю Божию; и мы имели нужду в прообразе, изображающем нам Того, святое естество Которого содрогалось пред последствиями вмененного Ему греха. Благодарение Богу, оба этих прообраза мы имеем в двух этих жертвах. Вот почему чем более мы познаем всю глубину преданности сердца Христова Богу, тем лучше мы поймем весь ужас греха, и наоборот. Каждый из этих прообразов содействует большему освещению другого прообраза, и употребление слов "хочет" и "добровольно" при описании только одного из них определяет главную характерную черту каждого из них в отдельности.

Но, быть может, мне возразят: "Не была ли воля Божия на то, чтобы Христос принес Себя в жертву за грех? И, если это так, как мог Он испытывать хотя бы малейшее содрогание при выполнении этой воли?" Конечно, Христос пострадал по вечному предопределению Божию; конечно, Христос с радостью творил волю Отца. Но как следует понимать возглас: "Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня!" И не существует ли прообразной тени, изображающей Того, из уст Которого этот возглас вырвался? Подобная прообразная тень, конечно, существует. Если бы между прообразами Моисеевых книг не нашлось прообраза, представляющего Господа Иисуса в нравственном состоянии, охарактеризованном этим возгласом, нам пришлось бы признать это важным пробелом. Мы не находим этого, однако, в жертве всесожжения. Ни одно из обстоятельств, сопровождавших принесение этой жертвы, не могло побудить Господа Иисуса испустить этот возглас. Только жертва за грех представляет нам прообраз Христа, из уст Которого исходит раздирающий душу крик смертельной агонии, потому что одна эта жертва воспроизводит обстоятельства, вызвавшие крик ужаса из глубины Его непорочной души.

Страшная тень креста, бесчестие, проклятие, исчезновение света лица Божия, сопровождающие ее - все это проносилось пред Его духовным взором, и Он не мог вглядываться в эту тень, не испуская возгласа: "О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня!" Но лишь только Он успел это произнести, и тотчас же Его глубокое повиновение Богу сказалось далее в словах: "Но не Моя воля, но Твоя да будет!" Как горька должна была быть чаша, которая могла вырвать из исполненного беззаветной покорности сердца возглас: "Если бы Ты благоволил пронести ее мимо Меня!" Какая полная покорность, когда сердце, видя чашу столь горькую, могло воскликнуть: "Да будет воля Твоя!"

Рассмотрим теперь прообразное действие "возложения рук". Оно было присуще как приношению жертвы всесожжения, так и приношению жертвы за грех; но в первом случае оно отождествляло человека, приносившего жертву, с жертвою без порока; во втором жертвоприношении это действие обозначало перемещение греха лица, приносившего жертву, на голову приносимой им жертвы. Так это совершалось в прообразе; углубляясь же в созерцание Самого Христа, мы познаем одну из знаменательнейших и наиболее утешительных истин; истину, лучше понимая и осуществляя которую мы исполнились бы миром более устойчивым, чем обыкновенно обретаемый нами мир.

Чему же научает нас действие "возложения рук"? Это выражение в словах: Бог сделал Христа "для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом" (2Кор.5,21). Он занял наше положение со всеми свойственными ему последствиями, дабы мы могли обрести Его положение со всеми последствиями, связанными с ним. Бог видел в Нем на кресте жертву за грех, дабы мы могли оказаться праведными пред лицом безграничной святости. Он был исключен из присутствия Божия, потому что чрез возложение рук Он взял на Себя бремя греха; мы могли войти в дом Отчий и в недра Отчий, потому что чрез возложение рук мы обрели праведность. Свет лица Божия должен был скрыться от Него, дабы мы могли пребывать в свете этого Лица. Ему пришлось пережить три часа беспросветного мрака, дабы мы могли пребыть в вечном свете. Он был временно оставлен Богом, дабы мы могли вечно наслаждаться Его присутствием. Все, что мы заслужили в качестве погибших грешников, было возложено на Него, дабы все, заслуженное Им выполнением дела искупления, могло сделаться нашим уделом. Все было против Него, когда Он был вознесен на проклятое древо (Гал.3,13). дабы ничто не могло быть против нас. Он в случае смерти и осуждения уподобился нам, дабы мы Его жизнью и праведностью вознеслись до Него. Он испил чашу гнева, чашу ужаса, дабы мы могли пить чашу спасения, чашу бесконечной благодати. С Ним поступили по нашим заслугам, дабы нам были вменены Его заслуги.

Такова чудная истина, явленная ветхозаветным обрядом возложения рук. Когда приносивший жертву всесожжения человек возлагал на нее руку, не было больше и речи о том, чем он сам по себе был и чего он заслуживал; что из себя представляла жертва в глазах Божиих - вот что только было важно. Если жертва была без порока, человек, ее приносивший, также был чист пред Богом. Между ними существовало полное тождество. Возложение рук соединяло их в глазах Божиих воедино. Бог смотрел на человека через жертву. То же было и с жертвою всесожжения. Но в жертве за грех, когда человек возлагал руки на голову жертвы, следовало определить, что представлял из себя этот человек в глазах Божиих и чего он заслуживал. Свойства жертвы зависели от человека, приносившего ее. Они представляли из себя одно и то же. Возложение рук на жертву соединяло их воедино. В жертве за грех речь шла о грехе человека, возносившего ее Богу; в жертве всесожжения приносивший ее был принят Богом. В этом заключалась великая разница. Поэтому хотя возложение рук совершалось в обоих случаях, и хотя оно в обоих прообразах указывало на отождествление жертвы с ее приносителем, последствия принесения двух этих жертв были как нельзя более противоположны: Праведный занимал место нечестивого; нечестивый принят Богом в лице Праведного. "Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, Праведник за неправедных" (1 Петр. 3,18). Вот Божественное учение. Нашими грехами Христос был доведен до креста; Христос же приводит нас к Богу. Принятый Богом, воскресший из мертвых, очистивший нас от наших грехов полнотою совершенного Им искупления, Христос силен привести нас к Богу. Он удалил наши грехи из святилища Божия, дабы нас приблизить к нему, даже ввести нас в его святое-святых, утвердив наши сердца, омыв совесть от всякой нечистоты Своею драгоценною кровью.

И чем больше мы сравниваем все подробности жертвы всесожжения и жертвы за грех, тем лучше понимаем истину, относящуюся к возложению на жертву рук и к последствиям этого возложения в том и в другом случае.

В первой главе этой книги мы отметили, что "сыны Аарона" принимали участие в принесении жертвы всесожжения, чего мы не видим при принесении жертвы за грех. Как священники, они имели преимущество окружать жертвенник и созерцать пламя благоугодной Богу жертвы, возносящееся к престолу Всевышнего. Но в жертве за грех прежде всего речь шла о торжественном осуждении греха, служение же и молитвенное созерцание священников отходили на последний план; потому сыны Аароновы там вовсе и не появляются. Пред Христом, прообразно представленным жертвою за грех, мы являемся грешниками, обличенными в наших грехах. Созерцать же Христа, иносказательно представленного в жертве всесожжения, мы можем как священники, служащие Ему и облеченные в ризы Его спасения.

Кроме того, читатели заметят, что с жертвы всесожжения "снималась кожа", чего не делали с жертвою за грех. Жертва всесожжения "разрезалась на части", жертва же за грех на части не разрезалась. "Внутренности и ноги" жертвы всесожжения "омывались водою", что совершенно отсутствовало при принесении жертвы за грех. В заключение всего жертва всесожжения сжигалась на жертвеннике, жертва же за грех сжигалась вне стана. Вот главные отличительные черты этих жертв, прямо вытекающие из характера самих жертв. Мы знаем, что в Слове Божием все имеет свое особенное значение; и всякий рассудительный и внимательный исследователь Писаний непременно заметит их несходные между собою черты и, заметив их, конечно, постарается понять их истинное значение. Это значение нам, может быть, неизвестно, но мы не можем относиться к нему равнодушно. Небрежно отнестись хотя бы к одному вопросу, изложенному на вдохновенных страницах вообще, особенно на страницах, которые мы изучаем теперь и которые так богаты поучениями всякого рода, значило бы не воздавать должной славы их Божественному Вдохновителю и лишать наши собственные души великого духовного блага.

Нам надлежало бы останавливаться на малейших подробностях, то преклоняясь пред наполняющею их мудростью Божией, то исповедуя Богу наше непонимание и смиренно сокрушаясь об этом. Равнодушно пренебрегать ими - значит неизбежно утверждать, что Дух Святой потрудился записать то, чего мы не даем себе даже труда и понять. Ни один искренний христианин не может так думать. Если, давая нам закон о жертве за грех, Дух Божий упустил описание некоторых обрядов, занимающих важное место при изложении закона о всесожжении, для всего этого, несомненно, существовали важная причина и основание. Мы должны постараться это понять; и, конечно, эти различия объясняются той особенной задачей, которой задавалась мысль Божия в описании каждой из этих жертв. Жертва за грех являет ту сторону искупительного дела Христова, где мы видим Христа занимающим фактически пред лицом суда Божия место, нравственно принадлежащее нам. По этой самой причине мы не могли ожидать найти в этой жертве выразительнейшее представление того, чем был Христос по всем тайным стремлениям, руководившим всеми Его действиями, символом которых и явилось снятие кожи с жертвы. Не было там также полного обнаружения не только всего Его существа, но и всех мельчайших черт Его характера, выразившегося в "разрезании жертвы на части" Не было, наконец, и не могло быть также проявления Его личности, со всеми присущими Ей и проявившимися в жизни свойствами, прообразно представленными в знаменательном "омовении водою внутренностей и ног" жертвы.

Все это составляет неотъемлемую часть того периода жизни нашего Возлюбленного Спасителя, в котором Он является жертвою всесожжения, и относится это исключительно к Нему, потому что здесь мы видим Его, посвящающим Себя взору, сердцу и жертвеннику Иеговы, тогда как здесь нет и речи о вменении греха, о гневе и суде. В жертве за грех, напротив, вместо того, чтобы главным образом видеть, что есть Христос, мы видим, что такое грех. Вместо достоинств Господа Иисуса мы видим пред собою весь ужас греха. В жертве всесожжения, ввиду того, что Христос Сам отдает Себя в жертву Богу и принят Богом, нам изображается все то, что следовало сделать, дабы всесторонне представить Христа. В жертве за грех, изображающей грех, осужденный Богом, мы находим как раз противоположное первому. Все это так просто, что сразу понимается: оно вполне естественно вытекает из отличительного характера прообраза.

Однако, хотя жертва за грех предназначена, главным образом, показать, чем Христос соделался для нас, а не то, что Он Сам из Себя представлял, при ее принесении исполнялся обряд, очевидно доказывавший, как приятна была эта жертва лично для Бога. Этот обряд выражен словами: "И вынет из тельца за грех весь тук его, тук, покрывающий внутренности, и весь тук, который на внутренностях, и обе почки и тук, который на них, который на стегнах, и сальник на печени; с почками отделит он это. Как отделяется из тельца жертвы мирной; и сожжет их священник на жертвеннике всесожжения" (гл. 4,8-10). Так даже и в жертве за грех отмечено внутреннее превосходство Христа. Тук, сжигаемый на жертвеннике, является лучшим выражением Божественной оценки достоинств Христовых, какое бы, по великой благости Своей, место ради нас или за нас Христос ни занимал; Он соделался для нас жертвою за грех, прообразно представленной, установленной Богом жертвою за грех. Господь Иисус Христос, непорочный Избранник Божий, Предвечный Сын Божий, соделался жертвою за грех; поэтому тук жертвы сжигался на жертвеннике, представляя собою пищу, достойную пламени, столь верно олицетворявшего святость Божию.

Но также и в этом отношении сказывалась великая разница, разделяющая жертву за грех от всесожжения. В последнем заключался не только тук, но и вся жертва целиком, и все это сжигалось на жертвеннике; это был прообраз Христа; здесь и речи не было о подъятии Им греха. В первой жертве должен был сожигаться на жертвеннике только тук, потому что грех должен был быть подъят, хотя Сам Христос взял на Себя его бремя. Божественная слава Личности Христа блистала даже и среди самых мрачных теней проклятого древа, к которому Он согласился быть пригвожденным, приняв на Себя проклятие вместо нас. Даже соприкосновение с гнусностью греха, которому в полноте Своей Божественной любви подверг Себя на кресте наш Благословенный Господь, не могло помешать благоуханию Его заслуг возноситься к престолу Божию. Так пред нами открывается глубокая тайна сокрытия света лица Божия от Христа, жертвы за грех, и причина сердечного благоволения Божия ко Христу, каким Он был Сам по Себе. Вот что сообщает особую привлекательность жертве за грех. Яркие лучи личной славы Христа, прорывающие зловещий мрак Голгофы, личное превосходство Христа, исходящее из самой глубины Его уничижения, благоволение Божие к Тому, от Которого, по Своему неподкупному правосудию и по святости Своей, Бог должен был скрыть лицо Свое - все это выражалось сожиганием тука жертвы за грех на жертвеннике.

Отметив, таким образом, прежде всего, что делалось с кровью, а затем и с туком, мы рассмотрим теперь, как поступали с мясом жертвы. "А кожу тельца и все мясо его с головою и с ногами его, и внутренности его, и нечистоту его, всего тельца пусть вынесет из стана на чистое место, где высыпается пепел, и сожжет его огнем на дровах; где высыпается пепел, там пусть сожжен будет" (ст. 11-12).

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА - ИНДЕКС БИБЛИИ И ПОИСК