Болгарская Библия
21:3 А Навутей рече на Ахаава: Да ми не даде Господ да ти дам бащиното си наследство.
Croatian Bible
21:3 Ali Nabot reиe Ahabu: "Jahve me saиuvao od toga da ti ustupim baљtinu svojih otaca!"
Сокровища Духовных Знаний VERSE (3) - Ge 44:7,17 Jos 22:29; 24:16 1Sa 12:23; 24:6; 26:9-11 1Ch 11:19
Новой Женевской Библии
(3) сохрани меня Господь, чтоб я отдал тебе наследство отцов моих! Когда земля обетованная была поделена между коленами Израиля (Нав. 13,6 - 21,45), каждая семья получила свой надел, считавшийся с тех пор даром Божиим. Поскольку виноградник являлся долей Навуфея в наделе его семьи, продать или обменять его значило бы для Навуфея лишить своих потомков доли в наследии предков (Лев.25,23
; Чис.27,1-11; 36,1-12).
Толковая Библия преемников А.Лопухина 1-6
. Происшествие с Навуфеем рисует яркую, но непривлекательную картину вещественно-правовых отношений в Израильском царстве. В лица Ахава, ищущего приобрести не нужный ему, но лишь близкий к усадьбе его Изреельского дворца виноградник мирного гражданина Навуфея, во всей силе исполняется пророческое слово Самуила о будущем деспотизме еврейских царей (1 Цар VIII:11-16): гордый двукратной победой над сирийцами, Ахав озабочен расширением садов своих в летней резиденции (ср. XVIII:46
; 4 Цар IX:30) Изрееле (по Г. Гроцию, "post victos tostes ad delicias comparandas animum adjicit"), не стесняясь в выборе средств к тому; продажная совесть подручных царю старейшин и судей благоприятствует проявлению дворцовой интриги и тирании. Отказ Навуфея продать родовой участок Ахаву (ст. 3) показывает в первом истинного чтителя Иеговы и ревнителя его закона, который воспрещал израильтянам отчуждение наследственной земли в другие руки, и даже по крайней бедности проданная земля должна была без выкупа возвращаться к первоначальному владельцу (Лев XXV:10-28; Чис XXXVI:7 сл. ); продажа родового участка могла представляться Навуфею и оскорблением памяти предков, которые, по древнееврейскому обычаю, могли быть погребены на самом же участке. Здесь, таким образом, не может быть речи об упрямстве или своенравии Навуфея; здесь шла речь о законе, который обеспечивал самое существование теократии, который был обязателен и для царей (Иез XLVI:18). Чувствуя, быть может, правоту Навуфея, не прельстившегося и заманчивыми обещаниями Ахава вознаградить его за уступку царю виноградника, Ахав не решается действовать насилием и лишь отдается меланхолии (ст. 4): в печали он "лег на постель свою и отворотил лице свое (к стене, как 4 Цар XX:2 и Vulg. : avertit faciem suam ad parietem. LXX вместо евр. савав, поворотил, читали саках, покрыл: sugkaluye to proswpon autou; слав. : покры лице свое), и хлеба не ел". Но если для Ахава еще существовали препятствия к безграничному произволу и насилию - в виде смутно сознаваемого им закона Божия и признаваемого им общественного мнения, то для жены его Иезавели никаких препятствий на пути к достижению целей личного блага быть не могло: закона Божия она, как упорная язычница, не хотела знать, разве только для замаскирования своих низких притязаний именем закона (ст. 10
), а общественное мнение, по ее понятиям об абсолютизме царской власти (ст. 7), есть тоже ничтожная величина, которую она, 
