Croatian Bible
2:2 - Љto je ljiljan meрu trnjem, to je prijateljica moja meрu djevojkama.
Сокровища Духовных Знаний VERSE (2) - Isa 55:13 Mt 6:28,29; 10:16 Php 2:15,16 1Pe 2:12
Толковая Библия преемников А.Лопухина 2
1–7. Третья строфа первого отдела книги. Невеста и Жених взаимно обмениваются похвалами друг другу, но затем под сильными впечатлениями пламенной любви Невеста изнемогает, испытывает как бы болезнь любви и наконец, погружаясь в полусознательное состояние, заклинает дщерей иерусалимских не будить любовь до тех пор пока она не явится сама собою. 8–17. Описание Возлюбленного со стороны Невесты, весенний привет любви первого к последней и обратно.
1. Высказавши выше (I:15–16) призыв Возлюбленному своему последовать на лоно природы, Невеста теперь скромно и себя саму представляет дитятею девственной природы (как бы в противоположность искусственному великолепию дворца Соломонова), восклицая о себе: «я — нарцисс Саронский, лилия долин». Евр. хабаццелет (встреч. еще в Ис ХXXV:1), переданное в русск. перев. словом нарцисс, имеет, впрочем, неопределенное и скорее более общее значение, как и стоит у LXХ-ти: anqoV tou pediou, Vulg. flos campi. Поэтому все попытки — точнее определить название этого цветка: нарцисс (уже Таргум передает: наркос), роза (Бётхер), тюльпан (Вайгингер) имеют гадательное значение, по Гезениусу это — (по терминологии Линнея) Colchium autumnale. Под именем Сарона Евсевий и Иероним (Onomast. 834) различают две местности: одну между Фавором и морем Тивериадским (теперь Сарона к северу от вади ел-Бире), другую — более известную по побережью Средиземного моря и горам Израильским от Ионнии до Кесарии (1 Пар XXVII:29; Ис XXXIII:9; ХXXV:2). Может быть, в данном случае в виду близости первой местности к городу Сонаму, родине Невесты Суламиты (ср. Песнь VII:1), имеется ввиду именно она. Евр. шошан (ср. Песнь II:16; IV:5; V:13; VI:2; VII:3) обыкновенно переводами (LXX: krinon, Vulg. lilium) и толкователями передается словом: лилия, хотя, вероятно, в древности означало цветы не одной только породы и не только белого цвета (по Песнь V:13, лилия имеет красный или розовый цвет — в роде lilum rubens у Плиния); по Гезениусу, Anemone соronaria. Ориген, относя стих 1-й к словам Жениха, комментирует ст. 1 так: «Ради меня, находящегося долу, Он — сходит в долину, и, приведши в долину, делается лилиею. Вместо древа жизни, которое насаждено было в раю Божием, Он сделался цветком целого поля, то есть целого мира и всей земли. Ибо что может быть цветком мира в такой степени, как имя Христово?» (с. 163).
2. Если Невеста только из скромности называет себя лилиею долин (ст. 1), то Жених сравнение ее с лилиею берет образом ее великой красоты и несравненного превосходства пред всеми другими придворными женщинами (ср. VI:8–9). «Как лилия не может быть сравниваема с тернами, между которыми она всегда появляется, так ближняя моя над всеми дщерями есть то же, что лилия посреди тернов» (Ориген — Иероним, с. 163).
3. Ответные слова Невесты (ст. 3а) представляют полную параллель похвал ей со стороны Жениха (ст. 2). Яблонею (вар. таппуах, греч. mhlon, лат. malus), как и ниже под яблоками (ст. 5, см. VIII:5), разумеется не наша яблоня, не имеющая тех свойств плодов своих, которым усвояются плодам этой яблони (ст. 5), не растущая в качестве лесного дерева и вовсе не встречающаяся в Палестине, а другое какое-то плодовое дерево: апельсиновое, лимонное или абрикосовое. Пребывание в тени этой яблони и вкушение ее плодов здесь, как и ниже (ст. 5, сн. IV:16; VII:14) образ привлекательной близости и ограды ласк Возлюбленного. «Все деревья, все древесные произрастания в сравнении с Словом Божиим почитаются неплодоносными лесами. Для Христа все, что бы ты ни назвал, есть лес, и все бесплодно. Ибо что, в сравнении с Ним, может быть названо плодоносным? Даже деревья, которые, по-видимому, гнутся от множества плодов, в сравнении с пришествием Его, оказываются безплодными» (Ориген — Иероним, с. 163).
4–5. «Он ввел меня в дом пира» — выражение совершенно параллельное словам ст. 3 гл. I: «царь ввел меня в чертоги свои», но в отличие от этого места, имеет метафорический смысл, образное выражение родственной мысли, как показывает уже выражение (4б): «знамя его надо мною — любовь». Смысл тот, что пламенная любовь, подобно воинскому знамени, защищает Невесту, развеваясь над ее главою (см. VI:4, 10). Не столь ясно чтение ст. 4 по славянск. тексту «введите мя в дом вина, вчините ко мне любовь», представляющее точный перевод с греческого текста. «Вино» здесь берется в ассоциации с I:1, 3, как образ веселья, и «дом вина» (Vulg. cella vinaria), вопреки буквальному пониманию у многих новых толкователей, есть только образ полноты радостей любви. Мидраш истолковывает ст. 4 так: «Общество Израилево говорит: Бог ввел меня в великое виноградное точило, на Синай, и там дал мне мое знамя, — закон, заповеди и добрые дела, — и я приняла их с великою любовью» (S. 59).
Преисполненная впечатлениями любовных ласк Жениха, как бы опьяненная их действием (сн. V:8), Невеста переживает своеобразную болезнь любви, как бы раненная (LXX) или уязвленная (слав. ) стрелою любви, почему, обращаясь к дщерям иерусалимским, она просит их подкрепить ее вином (точнее: «пастилою», как в перев. архим. Макария; евр. ашиша означает именно пирожное из прессованных ягод, вообще фруктов, ср. Ос III:1) и освежить яблоками (ст. 5).
По мнению некоторых (Беттхер и др. ), здесь разумеются особого сорта яблоки, относительно которых восточные женщины, особенно обитательницы гаремов, были убеждены в связи их с половою любовию. Но нечто подобное из Библии известно лишь об «яблоках любви» — мандрагорах (Быт XXX:14 сл. Песнь VII:14). Мидраш вторую половину ст. 6 перефразирует так: «Община Израилева говорит пред Богом: все страдания, какие причиняют мне народы, происходят только оттого, что я люблю Тебя» (S. 60).
Ориген и Иероним понимают болезнь любви тоже в нравственно аллегорическом смысле: «Как прекрасно, как привлекательно получить рану от любви! Иной принял в себя стрелу плотской любви, другой уязвлен земною страстью; ты же обнажи члены твои и предоставь себя стреле избранной, стреле прекрасной, ибо стрелок есть Бог (Ис XLIX:2, 6)… Этою стрелою были уязвлены те, которые рассуждали между собою: не сердце ли наю горя бе в наю, егда сказоваше нам Писание (XXIV:32)» (с. 167).
6. Данный стих представляет обоснование предыдущего и содержит указание источника страстно и как бы болезненно развитой и напряженной любви: нежнейшая любовь и заботливость со стороны Возлюбленного обнимают все существо и наполняют всю жизнь Невесты (сн. VIII:3). «Слово Божие держит премудрость и в шуйце и в деснице, и премудрость эта, хотя по различию ее разумения бывает многоразлична, но в своем источнике одна. Сам Соломон учит о шуйце и деснице Премудрости: долгота бо жития и лета жизни в деснице ея, в шуйце же ея богатство и слава Притч III:16. (Ориген-Иероним, с. 168. См. Толков. Библ, т. IV, с. 904).
7. Первый отдел книги заканчивается своеобразною клятвою или заклинанием, три раза встречающимся в книге Песнь Песней (II:7; III:5; VIII:4) и более нигде в Писании, клятвою к иерусалимским женщинам сернами или полевыми ланями не возбуждать любовь (а не «возлюбленную», как в Вульгате и в русск. Синодальном и Архим. Макария), пока она пробудится сама.
Формула клятвы «сернами или полевыми ланями» по мазоретскому тексту подтверждается текстами; Сирским, Вульгатою (per capreas cervosque camporum) и русским и заслуживает предпочтения пред формулою греч. и слав. «в силах и крепостях села». Основание своеобразной поэтической формы этой клятвы заключается не в чем ином, как в особенной грации и красоте газелей и ланей, в силу чего они являются наиболее подходящим образом — женской красоты и миловидности (Притч V:19; Толков. Библ. т. IV, с. 908), а вместе и женской любви; особенна уместна и естественна такая клятва в устах женщины и в обращении к женщинам же (во всех трех названных случаях: Песнь II:7; III:5; VIII:4), которых Невеста настоятельно предостерегает от соблазна преждевременно и искусственно вызывать и воспламенять в себе пламя любви, напротив советует предоставить пробуждение и развитее этого чувства природе и Богу. Здесь — мораль всего отдела 1 (I–II:7): последовательное развитие чувства любви — от первого искания лобзания Возлюбленного до полного изнеможения любви послужило для Невесты основанием сделать упомянутое предостережение подругам. Указываемый ею закон нормальной постепенности в любви имеет силу и в аллегорическом толковании — в применении содержания книги к природе, к истории Израиля и к истории спасения. По объяснению проф. Олесницкого, первый отдел книги Песнь Песней может быть назван зимнею или предвесеннею песнью сетования обетованной земли о солнце, уклонившемся от нее в своем зимнем течении, а также песнью первого, печального периода в истории Израиля — пребывания в Египте и странствования по пустыне (Цит. соч. с. 368–369).
8–9. Новая картина открывается рядом воспоминаний Возлюбленной о блаженных минутах имевшего место ранее единения ее с Возлюбленным. Монолог Суламиты, передающий это свидание (II:8–III:5), по мнению некоторых комментаторов, может считаться написанным раньше первого отдела, так как в нем идет речь о причине, по которой Суламита разлучилась с отцовским домом; «автор поступил очень тонко, воспользовавшись предшествующими главному действию событиями только как первыми нитями для остальной ткани» (Карпелес, стр. 81). В изображении в ст. 8–9 Возлюбленного, отличающемся черезвычайною живостью, выставляется на вид величайшая подвижность и неуловимость Возлюбленного, так что невольно возникает аналогия ею с быстро движущими стихиями. «Второй отдел Песни Песней II:7–III:5, говорит проф. Олесницкий, в отличие от первого, может быть, назван Песнью весны. Скрывавшееся от земли солнце теперь само вызывает ее к жизни. Отдел начинается отрывочными словами «голос возлюбленного моего». Жених находится в таком отношении к невесте, что она слышит только его голос, чувствует его дыхание, но не знает, откуда приходит и камо идет (Ин III:8). Подобно неуловимому ветру и быстроногой серне, он пробегает по стране, перескакивает через горы и холмы. В отношении к человеческому образу такое представление было бы весьма неестественно; но в отношении к вольному лучу солнца, не знающему препятствий ни в горах, ни в долинах, это в высшей степени натурально. Прекрасно идет сюда и то, что говорится в следующем (9) стихе о возлюбленном, засматривающем на бегу в окна, мелькающем сквозь решетки домов» (с. 369). Ещё более удобопонятными отмеченные черты являются при типическом истолковании их о Христе, какое дает Ориген (с. 170 ср. Мидраш, с. 67–68). В тексте LXX и слав. в ст. 9 имеется прибавка: epi та or Baiqhl, Вефильских; в др. текстах и переводах прибавка эта не находит для себя опоры.
10–13. Здесь имеем законченную строфу, начинающуюся и оканчивающуюся приглашением Возлюбленного Невесте пользоваться прелестями наступившей весны, скрывающейся в Палестине по миновании «времени дождей» (этгешамим 1 Езд X:9, 13), частнее позднего дождя (малкош). Весенний солнечный луч, прободающий природу, касающийся высоких палестинских гор, не забывает заглянуть и в жилище человека. Встань, прекрасная моя, говорит он всему живущему во святой земле, пора оставить зимний покой и выступить на простор для новой жизни… Стихи 12–13 изображают вешний вид палестинской природы в это время года, по преимуществу называвшееся месяцем цветов, ziv, подобно нашему месяцу маю». (Олесницкий, с. 370). Священный поэт при этом выбирает такие черты весны — цветы, пение, благоухание, — какие способны возбуждать любовь к природе и людям. По нежной любви к природе и свежему аромату, эта «весення песня» есть редкое явление в целой древности.
14–15. «О, голубица моя, говорит Палестине любующееся ею солнце, дай мне смотреть на лице твое и слышать голос твой», очевидно, разумеется тоже лицо природы, покрытое цветами, и тот же голос возвратившихся в Палестину перелетных птиц, о которых говорилась непосредственно пред тем. Прибавочное выражение: «из-под ущелий и скал и утесов» (покажи мне лице твое) — самое точное описание грунта Палестины, покрытой суровыми скалами и только из долин и воды смотрящей свежестию и жизнию» (Олесницкий, с. 370). Ст. 15 является совершенно неожиданною вставкою, прерывающею диалог жениха и невесты; может быть, это отрывок песни рабочих виноградника, приводимый Суламитою по воспоминанию о своей подневольной службе в охранении виноградника (I:5). Смысл стиха ясен: «сила, покровительствующая Палестине, не может смотреть равнодушно на врагов ее, кто бы они ни были, простые лисицы или лисицы политические» (Олесницкнй, с. 370).
16–17. С ст. 16 данной главы по ст. 4-й главы 3-ей изображается ответное — на призыв Жениха, ст. 8–14, — стремление Невесты к нему. Эпитет Возлюбленного (ст. 16, сн. VI:2–3) «пасущий между лилиями» лучше всего показывает, что Жених Песни Песней лишь в несобственном смысле на метафорически-поэтическом языке называется пастухом. Невеста высказывает крепкую уверенность в незыблемой твердости взаимных чувств, любви, соединяющих ее с Возлюбленным (ст. 16, сн. VII:10). Однако сейчас же она предвидит и предстоящую разлуку с ним и потому в ст. 17-м, имеющем отношение к первым стихам следующей главы. Она ввиду наступающего заката солнца умоляет Возлюбленного скорее вернуться с «гор разделения» (евр. гape — батер, LXX: ta drh koilwmatwn, Vulg. montes Bether, слав. на горах юдолий). Подобный же оборот речи речи имеет место ниже в IV:6.
